"Даниил Натанович Аль. Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы о молодых защитниках Ленинграда) " - читать интересную книгу автора

его славными товарищами". Известно, что листок бумаги на войне часто
переживает человека, которому он принадлежал. "Только бы успеть. Только бы
успеть написать!"
Я сел к столу, обхватил левой рукой бачок фонаря, готового снова
прыгнуть со стола, подсунул под донце крышку блокнота и стал писать
донесение. Кратко изложив главное из того, что мне удалось выяснить в роте
капитана Федотова, я в конце донесения написал: "Считаю долгом сообщить
свое личное мнение о результатах проверки. Капитан Федотов, все бойцы и
командиры его роты проявили себя мужественными и надежными защитниками
Ленинграда. В момент, когда пишется это донесение, рота отражает атаки
противника, перешедшего в наступление".
Перед тем как покинуть землянку, я положил собранные с полу заявления
обратно в железный ящик Федотова. Написанные теми, кто погиб раньше, и
теми, кто еще сегодня утром был жив, смешались и лежали теперь в единой
пачке. Мысль о символическом значении этого их соединения едва
промелькнула тогда в моей голове. Она вернулась ко мне позже, когда
времени для воспоминаний и всякого рода размышлений у меня оказалось более
чем достаточно...
Внезапно звуки разрывов разом ушли куда-то вдаль. Землянку перестало
трясти. Противник перенес огонь дальше, в наш тыл. Именно сейчас немцы
должны были ринуться в атаку на позиции роты и ее ближайших соседей.
Именно сейчас, не мешкая ни минуты, мне следовало пробираться в тыл. Где
ползком, где перебежками от воронки к воронке. Сначала надо было добраться
до штаба полка, до телефона. Возможно, уже оттуда я сумею связаться со
штабом армии и передать донесение. Впрочем, сомнительно, что в такой
момент мне удастся поговорить с армией по полковой связи. Так или иначе,
надо было спешить к ходу сообщения. В конце его меня ждала штабная машина.
Путь предстоял долгий и опасный. Донесение я положил в нагрудный карман.
Если меня найдут убитым - а меня наверняка будут разыскивать, - осмотрят
нагрудный карман под сердцем. Мое донесение, хотя и с опозданием, дойдет
до штаба армии.
Тут мне вдруг показалось нестерпимо постыдным уходить отсюда. Уходить
в момент боя с позиции, которую вместе с живыми защищают даже мертвые
бойцы. Я представил себе, как, уползая в тыл, буду встречать тех, кто
спешит к передовой, волоча ящики с патронами, доставляя приказы из
батальона или полка... Мне, отползающему назад, будут встречаться женщины
с санитарными сумками. Они будут спешить сюда, к передовой...
Наши пулеметы заработали с удвоенным усердием. Значит, враг пошел в
атаку. Надо было уходить не медля. Я кинулся к выходу из землянки,
отдернул плащ-палатку и столкнулся нос к носу с запыхавшимся бойцом. Это
был тот самый Манойло, которого я час назад избавил от наказания.
- Товарищ подполковник! - закричал Манойло так громко, словно все еще
находился в открытом поле. - Товарищ подполковник, капитана убило!
Командование ротой принял комвзвода-один. Велено вам доложить, как
старшему начальнику... А немцы прут - сила!
- Передайте командиру взвода, что командование ротой я принимаю на
себя. Сейчас буду на позиции, - сказал я.
Боец выбежал из землянки. Быстро возвратившись к столу, я выдрал из
блокнота лист бумаги и написал: