"Даниил Натанович Аль. Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы о молодых защитниках Ленинграда) " - читать интересную книгу автора

вбежавших было на крыльцо немцев. Фашисты лезут в окна первого этажа. Окон
шесть только с одной стороны. А ведь бой идет уже и по ту сторону дома.
Пятерым его защитникам не удержаться против взвода автоматчиков. Они ждут
помощи, которая им была обещана. Наверняка считают секунды: вот-вот мы
ударим в тыл фашистам, беснующимся вокруг дома и спокойно подставляющим
нам спины.
Но Шведов снова и снова приказывает: "Не стрелять! Не стрелять!" Я
делаю ему знаки. Он отмахивается. Грозит мне кулаком. Неужели он решил
пожертвовать "домовыми"? Он хочет выиграть время, хочет нанести атакующим
как можно больший урон. Их основные силы ведь еще не вступили в бой.
Разумом я все это понимаю. Но все равно - невозможно же безучастно
наблюдать, как истребляют наших товарищей.
Фашисты уже влезли в дом. Вспышки автоматных очередей заметались в
оконных проемах. Доносится глухой треск гранат, рвущихся в здании... Бой
перекинулся на второй этаж и мечется там по комнатам. Вдруг разом в доме
стало тихо и темно. Так тихо и темно, точно он пуст. И тогда на крышу
через слуховое окно вылез человек. Он в изодранном обмундировании, без
фуражки, без автомата. Я узнаю старшину Доценко. Он растерянно
оглядывается. Потом вынимает из кармана гранату и спокойно, будто
отмахиваясь от назойливых мух, швыряет ее в окошко, через которое только
что вылез. Он распрямляется и зло грозит кулаком. Нет, не в сторону
противника, а туда, в сторону противоположного склона высоты.
- Продали, гады! - кричит он. - Прикрылись нашими жизнями и
драпанули!
"Да нет же, мы здесь, мы здесь", - шепчут мои губы.
Один из фашистов попятился на несколько шагов от дома и поднял
автомат. Это уже не бой, это расстрел безоружного.
Я не выдерживаю - вскидываю винтовку, прицеливаюсь в палача. Андрей
навалился на меня медведем... подмял, схватил за руки.
- Не сметь! Отставить!
Короткая очередь.
Когда я поднимаю глаза, на крыше уже никого нет.
Красноречивый предсмертный жест старшины Доценко - кулак, показанный
вдогонку удравшим, как он решил, товарищам, - оказался его последней
боевой заслугой. Залегшие возле склона фашисты зашевелились. Спокойно,
будто после тылового привала, поднимались они с земли во весь рост,
отряхивали мундиры, поправляли снаряжение. Некоторые снимали каски и
вытирали платками головы. Потом, повинуясь какой-то негромкой команде,
немцы устало, нестройной толпой зашагали к дому.
Солдаты, овладевшие домом, расселись на ступеньках крыльца. Замигали
зажигалки. Какой-то высокий фриц заиграл на губной гармошке бодрый марш.
Я повернулся в сторону Андрея, чтобы показать ему, что все теперь
понимаю, что оценил его выдержку... Но Шведова рядом со мной не было. Он
отполз за кустами вправо и вперед, чтобы оказаться в тылу у немцев,
шагавших по саду.
Фашистов было не менее полусотни, не считая тех, что торчали возле
дома.
Нас было не больше двенадцати человек. Но при сложившихся
обстоятельствах мы могли отомстить за смерть товарищей и дорого продать
свою жизнь.