"Даниил Натанович Аль. Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы о молодых защитниках Ленинграда) " - читать интересную книгу автора

В расположении роты нередко можно было слышать громкий возглас
связиста: "Папу Шнитова вызывает "Янтарь"! Разыщите Папу Шнитова -
"Третий" на проводе!" Капитан Зуев, довольно скоро потеплевший к новому
замполиту, сказал как-то раз перед строем роты: "С такими вопросами
обращайтесь к Папе Шнитову". Сам начальник политотдела, полковник
Хворостин, направляя инструктора в энский полк, говорил: "Обязательно
побывайте у Папы Шнитова".
С приходом нового замполита "неблагополучную" роту словно подменили.
Не стало ЧП. Трудно сказать, было ли это его заслугой, или просто
закончилась "полоса невезения", но факт остается фактом.
Сначала изредка, а потом все чаще и чаще роту стали похваливать. В
"дивизионке" появилось сообщение об успешных боевых действиях
подразделения капитана Зуева. Потом в армейской газете напечатали
групповой снимок. Улыбающийся Папа Шнитов был изображен в окружении
улыбающихся бойцов. Подпись гласила: "Политбеседы в подразделении, где
замполитом старший лейтенант Шнитов, проходят интересно и живо". В
донесениях представителей штаба дивизии и армейских служб замелькали
оценки: "хорошая боевая подготовка", "примерная дисциплина", "образцовое
санитарное состояние"... Словом, для роты наступила новая, вполне
благополучная полоса.
Папу Шнитова то и дело спрашивали: "Как вам удалось добиться таких
результатов?" В ответ Папа Шнитов широко улыбался и говорил: "Секрет
политшинели".
Генезис, как сказали бы ученые-лингвисты, а попросту говоря,
происхождение этого забавного выражения было таково. В госпитале в одной
палате с Папой Шнитовым лежал начальник разведки дивизии Николай
Максимилианович Гамильтон. На Ленинградском фронте, в составе которого
служило немало ученых, писателей, деятелей искусства, удивить
образованностью было трудно. Но Гамильтон удивлял. Знаток отечественной и
всеобщей литературы, владеющий несколькими языками, экономист по
образованию, Николай Максимилианович даже на людей искушенных в
гуманитарных науках производил впечатление человека, который знает вообще
все. Папа Шнитов на людей знающих смотрел с величайшим уважением. Он жадно
вслушивался в рассказы Гамильтона о великих писателях и их героях, о
полководцах и ученых прежних веков, об экономических пружинах движения
истории...
Когда койка возле Николая Максимилиановича освободилась, Папа Шнитов
перебрался к нему. Простецкое добродушие Папы Шнитова и прикрытая грустной
иронией мягкость Николая Максимилиановича имели одну основу: и тот и
другой с искренней доброжелательностью относились к людям. Позднее, когда
раны у обоих стали заживать и на горизонте замаячила разлука, Гамильтон
посоветовал Папе Шнитову, которому предстояло попасть в политрезерв
фронта, попроситься оттуда в дивизию, где он, Гамильтон, служил. Папа
Шнитов так и поступил.
Как-то раз, во время разговора в госпитальной палате, Николай
Максимилианович употребил выражение "секрет Полишинеля". Папа Шнитов
именно так эти слова и расслышал. Но решил, что Гамильтон произнес их
неточно. Ему давно казалось, что его новый приятель говорит по-русски не
совсем правильно, на иностранный манер. Не "дисклокация", как привык
говорить Папа Шнитов, а "дислокация", не "прецендент", а "прецедент", не