"Рюноскэ Акутагава. Из заметок "Текодо"" - читать интересную книгу автора

Кошка... небольшое домашнее животное. Хорошо известна. Ласкова, легко
приручается; держат ее, потому что хорошо ловит мышей. Однако обладает
склонностью к воровству. С виду похожа на тигра, но длиной менее двух
сяку.
В самом деле, кошка может украсть рыбу, оставленную на столе. Но если
назвать это "склонностью к воровству", ничто не мешает сказать, что у
собак склонность к разврату, у ласточек - к вторжению в жилища, у змей - к
угрозам, у бабочек - к бродяжничеству, у акул - к убийству. По-моему,
автор словаря "Гэнкай" Оцуки Фумихико - старый ученый, имеющий склонность
к клевете, по крайней мере, на птиц, рыб и зверей.



БУДУЩАЯ ЖИЗНЬ

Я не жду, что получу признание в будущие времена. Суждение публики
постоянно бьет мимо цели.
О публике нашего времени и говорить нечего. История показала нам,
насколько афиняне времен Перикла и флорентийцы времен Возрождения были
далеки от идеала публики. Если такова сегодняшняя и вчерашняя публика, то
легко предположить, каким будет суждение публики завтрашнего дня. Как ни
жаль, но я не могу не сомневаться в том, сумеет ли она и через сотни лет
отделить золото от песка.
Допустим, что существование идеальной публики возможно, но возможно ли
в мире искусства существование абсолютной красоты? Мои сегодняшние глаза -
это всего лишь сегодняшние глаза, отнюдь не мои завтрашние. И мои глаза -
это глаза японца, а никак не глаза европейца. Почему же я должен верить в
существование красоты, стоящей вне времени и места? Правда, пламя
дантовского ада и теперь еще приводит в содрогание детей Востока. Но ведь
между этим пламенем и нами, как туман, стелется Италия четырнадцатого века
- разве не так?
Тем более я, простой литератор. Пусть и существует всеобщая красота, но
прятать свои произведения на горе [имеются в виду слова из автобиографии
великого древнекитайского историка Сыма Цяня (145-86 гг. до н. э.) о том,
что один из списков своей книги, дабы она не пропала для потомства, он
"вложил в каменный ящик и спрятал на горе знаменитой..."] я не стану.
Ясно, что я не жду признания в будущие времена. Иногда я представляю себе,
как через пятнадцать, двадцать, а тем более через сто лет даже о моем
существовании уже никто не будет знать. В это время собрание моих
сочинений, погребенное в пыли, в углу на полке у букиниста на Канда
[квартал в Токио, знаменитый книжными магазинами], будет тщетно ждать
читателя. А может быть, где-нибудь в библиотеке какой-нибудь отдельный
томик станет пищей безжалостных книжных червей и будет лежать растрепанным
и обгрызенным так, что и букв не разобрать. И, однако...
Я думаю - и, однако.
Однако, может быть, кто-нибудь случайно заметит мои сочинения и прочтет
какой-нибудь короткий рассказец или несколько строчек из него? И, может
быть, если уж говорить о сладкой надежде, может быть, этот рассказ или эти
строчки навеют, пусть хоть ненадолго, неведомому мне будущему читателю
прекрасный сон?