"Рюноскэ Акутагава. Нанкинский Христос" - читать интересную книгу автора

гнезда, акульи плавники, тушеные яйца, копченый карп, жареная свинина, уха
из трепангов - всего не перечесть. А посуда вся состояла из красивых блюд
и мисок, сплошь расписанных голубыми лотосами и золотыми фениксами.
За ее спиной было окно, завешенное кисейной занавеской, и оттуда - там,
должно быть, протекала река - слышалось непрестанное журчанье воды и
всплеск весел. Цзинь-хуа казалось, будто она в своем родном с детства
Циньвае, Но она, несомненно, находилась сейчас в небесном граде, в доме у
Христа.
Время от времени Цзинь-хуа опускала палочки и осматривалась кругом. Но
в просторной комнате видны были только столбы с резными фигурами драконов
и горшки с большими хризантемами, окутанные паром от кушаний; кроме нее,
больше не было ни души.
И все же, как только блюдо пустело, перед глазами Цзинь-хуа,
распространяя теплый аромат, откуда-то появлялось другое. И вдруг жареный
фазан, к которому она еще не успела прикоснуться, захлопал крыльями и,
опрокинув сосуд с вином, взвился к потолку.
В это время Цзинь-хуа заметила, что кто-то неслышно подошел сзади к ее
стулу. Поэтому, не кладя палочек, она быстро оглянулась. Там, где, как она
почему-то думала, должно было находиться окно, вместо окна на стуле из
сандалового дерева, застланном атласным покрывалом, с длинной бронзовой
трубкой для кальяна в зубах величественно сидел незнакомый иностранец.
Цзинь-хуа с первого же взгляда увидела, что это тот самый мужчина,
который пришел к ней сегодня ночью. Только над головой этого иностранца,
на расстоянии одного сяку, висел в воздухе тонкий светящийся ободок,
похожий на трехдневный месяц.
Тут вдруг перед Цзинь-хуа, как будто выскочив прямо из стола, появилось
на большом блюде вкусное ароматное кушанье. Она сейчас же протянула
палочки и хотела было взять лакомый кусочек, но вдруг вспомнила о сидящем
сзади иностранце, оглянулась через плечо и застенчиво сказала:
- Не сядете ли и вы сюда?
- Нет, ешь одна. Если ты съешь это, то твоя болезнь за ночь пройдет.
Иностранец с нимбом, не вынимая изо рта длинной трубки для кальяна,
улыбнулся улыбкой, исполненной беспредельной любви.
- Значит, вы не хотите покушать?
- Я? Я не люблю китайской кухни. Ты меня еще не узнала? Иисус Христос
никогда не ел китайских блюд.
Сказав это, нанкинский Христос медленно поднялся с сандалового стула и,
подойдя сзади, нежно поцеловал в щеку ошеломленную Цзинь-хуа.


Цзинь-хуа очнулась от райского сна, когда по тесной комнате уже
разливался холодный осенний рассвет. Но под пыльным пологом в постели,
похожей на лодочку, еще царил теплый полумрак. В этой полутьме смутно
вырисовывалось запрокинутое, с еще закрытыми глазами, лицо Цзинь-хуа,
закутанной по самый подбородок в выцветшее старое шерстяное одеяло. На
бледных щеках, вероятно от ночного пота, слиплись спутанные напомаженные
волосы, а между полураскрытыми губами, как крупинки риса, чуть белели
мелкие зубки.
Хотя Цзинь-хуа проснулась, душа ее еще бродила среди видений ее сна -
пышные хризантемы, плеск воды, жареные фазаны, Иисус Христос... Но под