"Сергей Тимофеевич Аксаков. Биография Михаила Николаевича Загоскина" - читать интересную книгу автора

своих господ усердный слуга, Прохор Кондратьич. Умирая, он отдал Кузьме
Петровичу ларчик: в нем лежала сверху икона преподобного Косьмы, епископа
Халкидонского, мешочек с десятью целковыми и мелким серебром, две изломанные
игрушки, тетрадка с детскими прописями и бережно завернутая в бумагу пара
истертых сафьяновых башмачков, которые Кузьма Петрович носил в своем
ребячестве...
Я счел за нужное рассказать содержание романа, может быть неизвестного
многим моим читателям нового поколения. Все просто, все обыкновенно в
"Мирошеве"; даже трудно объяснить, что именно производит то глубокое и
благотворное впечатление, которое оставляет в душе читателя чтение этой
повести. Кузьма Петрович Мирошев лицо невидное, бесцветное и бесстрастное;
тот, кто взял его в герои своего романа, должен был носить в душе любовь и
уважение к внутренней духовной высоте такого лица. Загоскин совершил
многотрудный подвиг: он вывел так называемого добродетельного, в настоящем
же случае, просто доброго человека, камень преткновения и для великих
талантов - и добрый человек не скучен, а напротив возбуждает полное
сочувствие. Мирошев, снисходительный и уступчивый во всем, что касается до
его личности, до его самолюбия, до всего того, что свет называет
благородством, - тверд и постоянен в сопротивлении всему, нарушающему его
совесть, в которой заключается святость его верований и нравственность
убеждений. Я хотел было выписать что-нибудь поболее из слов Мирошева, для
определения его характера и для подтверждения моего мнения, но нечего
выписать, не на чем остановиться: нет ни одного особенно замечательного
слова, ни одного выдающегося движения; но таков и должен быть Мирошев. Он
ничего не сделал необыкновенного; но читатель убежден, что если потребует
долг, Кузьма Петрович поступит с полным самоотвержением, и что нет такого
геройского подвига, которого бы он не совершил не задумавшись; одним словом:
это русский человек - христианин, который делает великие дела, не удивляясь
себе, а думая, что так следует поступать, что так поступит всякий, что иначе
и поступить нельзя... и только русский человек - христианин, каким был
Загоскин, мог написать такой роман. Загоскин сделал это без малейшего
усилия; для всякого же другого это был бы подвиг слишком трудный, едва ли
возможный. Загоскину не нужно было творчества; он черпал из себя, из своей
собственной духовной природы, и подобно Мирошеву не знал, что он сделал и
даже не оценил после: он признавался мне, что этот его роман немножко
скучноват, что он писал его так, чтобы потешить себя описанием жизни самого
простого человека; но я думаю, что нигде не проявлялся с такой силою талант
его, как в этом простом описании жизни простого человека. На все есть время,
а для настоящей эпохи оно летит с неимоверной быстротой. В десять лет много
утекло воды, и может быть теперь "Мирошев" будет оценен гораздо выше:
прямее, искреннее смотрим мы на нравственную высоту души и лучше начинаем
понимать русского человека. Я знаю, что молодое поколение русских читателей
мало читало сочинений Загоскина, разве прочло одного "Юрия Милославского".
Знаю, что оно выросло под влиянием неблагосклонных отзывов журнальных
рецензентов, и потому я прошу каждого из них, кому дорог свой собственный
взгляд и суд, прочесть "Мирошева", хотя для того, чтоб иметь полное право не
согласиться со мною.
В 1842 же году Загоскин выдал "Москва и москвичи. Записки Богдана
Ильича Вельского. Выход I". Эта книжка содержала в себе десять небольших
статей. Две из них, III и VIII, то есть первая сцена из московской домашней