"Питер Акройд. Лондонские сочинители " - читать интересную книгу автора

горлышко. - Сделайте милость, подвиньтесь чуточку, на дюйм, не больше.
Приношу глубочайшие извинения.
Уильям Айрленд тем временем взобрался по лесенке на открытое сиденье, и
дилижанс покатил по Корнхилл-стрит и Чипсайд в сторону собора Св. Павла.
Ежась на ветру, Уильям поднял глаза. Он не мог постичь, какими принципами
руководствовался создавший собор архитектор,[34] душевная безмятежность
творца была ему недоступна. Гигантский купол казался неуместным, инородным.
Уильям давно свыкся с отцовским эгоизмом - правда, сам он не употребил
бы этого слова. Айрленд-старший, человек властный, деспотичный, велеречивый,
был всего лишь продавцом книг. Торговцем. Уильям знал, что одна мысль о
столь низком положении доставляет отцу жестокие муки. Лишь преувеличенное
самомнение позволяет ему терпеть такую жизнь.
На Ладгейт-хилл образовался затор из экипажей, дилижанс потихоньку
сбавил ход и стал. Уильям обернулся и еще раз взглянул на купол. Подобного
величия ему не достигнуть никогда. Он останется тем, кто он есть, не больше.
В минуту затишья поверх городского шума из дилижанса донесся знакомый голос.
Отец рассуждал о достоинствах трюфелей.
Доехав до Багшота, остановились на постоялом дворе, чтобы пассажиры,
сидевшие на открытом воздухе, могли согреться. Уильям устроился в небольшом
зале возле скромных размеров камина, топившегося углем. Держа в руках чашку
подогретого портера, он подсел к Берил, служившей камеристкой у богатой
дамы. Уильям уже выяснил, что Берил потеряла место и теперь возвращается к
своей деревенской родне.
- Не то обидно, что выгнали, обидно, как выгнали, - с нескрываемым
возмущением говорила она. - "Вот тебе две гинеи, и убирайся!"
Уильяму не хотелось подробно расспрашивать Берил о причинах увольнения,
но вся ее повадка наводила на мысль, что наказали ее за непозволительные в
приличном доме шашни в закутке под лестницей.
- Зато я у хозяйки шаль стащила. Небось даже и не хватится. А ты где
шарф раздобыл?
- Отец дал.
- Тот краснобай, что всю дорогу рта не закрывает?
Из всех пассажиров только они с Берил сидели снаружи, и между ними
возник негласный союз против тех, кто устроился с куда большим удобством.
- Он самый.
Сэмюэл Айрленд как раз угощал спутников подходящим к случаю крепчайшим
элем, известным под названием "Стинго", и наверняка разглагольствовал о
достоинствах произведений Шекспира. О чем бы Айрленд-старший ни заводил
речь, все непременно приобретало особую значительность.
- А как ты поняла, что он мой отец?
- С лица похож. Только ты попригожей. Как тебя зовут?
- Уильям.
- Значит, Билл? Или Уилл? А может, Уилли?
- Вообще-то Уильям.
- Ишь ты, Уильям. Прямо Вильгельм Завоеватель. - На миг она опустила
взгляд на застежку его штанов, но этого оказалось достаточно: у Уильяма
взыграла кровь. Он возбудился и напрягся так, будто готовился к сильному
потрясению. Даже руки задрожали, и он покрепче стиснул чашку. - Встает
небось, а, Уильям?
- Встает.