"Питер Акройд. Дом доктора Ди " - читать интересную книгу автора

производить удивительные опыты. Воздух, огонь и вода стремятся в разные
стороны согласно своим естественным влечениям, и задача механика состоит в
том, чтобы направить их ход в нужное русло.
"А посему наука гидравлика, - закончил я, - позволяет нам воплощать
замыслы весьма дерзновенные".
"Хитроумный вы человек, доктор Ди..."
"Таково мое ремесло".
"...и деяния ваши по-прежнему для меня тайна".
Я улыбнулся про себя, подумав, как озадачил его.
"Здесь нет никакой тайны, - ответил я, - помимо той, что лежит в
основе всего мира, построенного на взаимопроникновении стихий".
"Но все это сложные и неудобоваримые материи. Гидравлика. Стихии.
Мало кого интересует подобная чепуха". Он улыбнулся, отвесил поклон и
вернул мне бумаги. "Однако люди непременно будут в восторге от вашего
зрелища".
"Что ж, все служит единой цели, Натаниэл Кадман. Я доволен". Тут он
запахнул свою синюю бархатную епанчу и вместе со мной зашагал к
деревянному амбару, где готовились декорации. Воистину, ты похож на
павлина, подумал я: тот тоже чванится своим блестящим оперением, но
испачканные навозом ноги выдают в нем простого обитателя птичьего двора.
Когда мы вошли, плотники, столяры и маляры усердно трудились, хотя до
нашего прибытия они явно не слишком налегали на работу. Их хлеб достается
им нелегко; кроме того, они должны соблюдать осторожность, ибо крушения
помостов, сцен и декораций, а также небрежное обращение с механизмами,
огнестрельными орудиями и порохом, используемыми в спектаклях, часто
влекут за собою увечья и гибель людей. Конечно, кровь есть сок,
взлелеявший всех нас, но я не желал бы, чтобы мой собственный отпрыск
увидел, как ее проливают вотще. Впрочем, одних благих намерений в сем деле
недостаточно, и еще прежде начала работ я собрал для себя маленькую модель
из дерева и бумаги - кусочек к кусочку, сочленение к сочленению - и с ее
помощью в подробностях разыграл весь спектакль. Ныне, войдя в амбар, я
убедился, что подготовка движется согласно замыслу: один помост был
расположен на уровне глаз, второй - над ним, а третий - под углом, дабы
легче было видеть сцену. Тем временем мастеровые работали с деревом и
медью, с оловом и свинцом, создавая такой шум, что я едва мог расслышать
собственные мысли. На подмостях были свалены шкивы для облаков, обручи и
голубое полотно для неба, а также человеческие фигуры, вырезанные из
картона и раскрашенные белым и розовым. Живописец, Робин Микс, трудился не
покладая рук, и моему взору предстали готовый дом и улицы вокруг, оконные
и дверные проемы, обманный мох и цветы из клея и бумаги. В середине сцены
уже появились расписные двойные двери, коим надлежало распахиваться под
действием особого механизма; за фальшивой стеной, снабженной величавыми
бутафорскими колоннами, были укрыты двигатели и рычаги для поднятия моих
фантомов в воздух.
Микс приблизился ко мне и отвесил глубокий поклон.
"Мой добрый доктор, - сказал он, - beso los manos "Здесь ваш покорный
слуга (исп.).". Как поживаете?" Это был маленький человечек в ладно
пригнанной одеже из тафты и с бутоньеркой, запах коей перебивал исходящее
от рабочих зловоние.
"Хорошо, слава Богу".