"Михаил Айзенберг. Ваня, Витя, Владимир Владимирович " - читать интересную книгу автора

мое голубое, а вот мое красное. Вот Андросов решил у меня учиться живописи.
Так я теперь его сюда не пущу, мы будем здесь водку пить, а он будет там, за
дверью, потому что он - ученик". Постепенно выяснялся смысл разноса: Казик
купил у художника книгу, не то икону, а это неправильно, следовало просто
дать деньги, ничего не беря взамен. Но напор, я думаю, был спровоцирован
тем, что появился зритель. Зритель, учти, совершенно анонимный, Казик не
успел нас познакомить, и все это время он как бы не обращал на меня
внимания.
- А я там появился в какой-то следующий раз?
- В тот же, но позже. Ты был с Ниной.
- А как вела себя Нина, как она тебе показалась?
- Ты понимаешь, я-то считал, что там все свои люди и знакомы сто лет. И
меня, помню, удивило, что держится она скованно, даже напряженно, хотя вся
обстановка ей скорее нравится. Или она очень хочет, чтобы понравилась, и
старается расположиться к тому, что видит.
- Да-да, очень похоже.
- А ты только что приехал из Печор, не переодевшись и в тяжелых яловых
сапогах. Эти сапоги просто заслонили тебя, потому что ты все время шагал из
угла в угол, как маятник, но как-то не очень естественно. То есть ты делал
каждый шаг, как будто они были тебе велики, эти сапоги.
- И это был я, несмотря на всю чувствительность!
- Пока ты так вышагивал, Тарон внушал тебе, как разговаривать с
родителями: "...ты приехал жениться", - и так далее. Он и тебе рассказал про
ученичество Андросова, но ты уже знал об этом от самого "ученика". Тарон
спросил, что тот говорит. Вот тут ты и удивил меня в первый раз. Чем? Не
знаю, неуступчивостью, что ли. Ну, казалось бы, почему не доставить человеку
удовольствие, если все для этого готово и ничего решительно от тебя не
требуется. Так нет. Ты ответил нехотя и очень сухо: "Говорит, что очень
полезно". Тарон недовольно кивнул.
Не помню, откуда появилась водка. Мне налили полный до краев стакан, и
его следовало выпить сразу, до дна. Этого никто не говорил, но я чувствовал:
первый экзамен. Никогда раньше я полный стакан в себя не вливал, да и потом
что-то не припомню. Но тут выпил, с таким, знаешь, выдохом - пан или пропал.
Закуска меня тогда поразила: вынули откуда-то сырую сосиску - одну! - и
разрезали ее на несколько частей. Я вообще не знал, что сосиски можно есть
сырыми.
- Да, я помню твои рассказы о "субботах", где после разносолов еще
выносят баранью ногу. Я всегда возмущался: разве может с такой закуской
получиться хоть какой-то путный разговор?
- Потом я стал тихо, но быстро пьянеть. Чувствовал, как опьянение
поднимается откуда-то снизу, но не мог ничего сделать. Как вода в
наводнение. Тарон сказал: "Ну, ты меня как-то узнал, теперь Я хочу
познакомиться с тобой. Ты молчишь, это хорошо. Но нужно же мне знать, с кем
я имею дело. Вот рисунки, разбери их на три кучи: что понравилось (если
что-то понравится), что не понравилось и что оставило равнодушным". Папка
была огромная, рисунков тьма, а голова уже не моя и руки тоже. Но ошибиться
было нельзя, от этого зависело ВСЕ. Я разложил. Он сказал: "Ну, ясно. Ладно,
приходи".
- А когда ты читал свои стихи? В тот же раз?
- В следующий. Это же были стихи про него - "коршун, пасынок,