"Татьяна Ахтман. Жизнь и приключения провинциальной души " - читать интересную книгу автора

Через пять лет я уволилась со своей последней (по каторжному списку)
работы, и возникла запись в дневнике. "Я сижу в белом пластиковом кресле,
завернувшись в вишнёвый плед, на своей веранде. Рядом, в глиняном кувшине
распускается давно ожидаемая светло-золотая роза. От стебля протянулась к
толстой деревянной балке нежнейшая паутинка, и слово "деревянный",
безусловно, пишется с двумя "н". Паутинка - от осени, "нн" - от правил
грамматики, а квартира со своим двором, в котором растут сосны, кактусы,
эвкалипты и розовые кусты в кувшинах - от судьбы, в которой прилежно
убиралась все эти годы. Жаль, в Израиле нет крыжовника. Я предпочла бы розе
куст крыжовника. Он, пожалуй, родней, что ли, и, потом, тарелка спелых
ягод... после всего пережитого... Тридцать лет тому назад я получила пятёрку
за сочинение, где досталось от меня чеховскому обывателю. Не маячила ли
тогда рядом моя, укутанная в вишнёвый плед, тень...

Я пёстро прожила эти годы в поисках заработка и понимания мира, в
котором очутилась. Дурные сны белых гор из рубашек, которые гладила в домах
ортодоксальных привидений; ночные костры на военных капищах, где мои дети
давали присягу; одиноко висящие под небесами Самарии поселения с
несостоявшимися европейцами, ждущими прихода Мессии; обшарпанный школьный
класс с двадцатью подброшенными Россией подростками, недоверчиво слушающими
мои рассказы о еврейской истории, и, конечно, бесчисленные лики наших на
разных стадиях переодевания, осмысления и отупения. Кривое зеркало зла
разбилось... и каждому достался осколок, попавший в глаза и сердца...

Сохранилось первое, самое сильное впечатление об Израиле, как о
заповеднике всех природ, культур, вер, социальных структур, сознаний,
характеров, этносов, одиноко сосуществующих в терпимости, словно в смирении
перед вечностью... Израиль уходит - последнее царство четырех тысячелетий
еврейской истории. Восток сомкнёт ряды, поглотив всё не самостоятельное,
слабо мыслящее, как уже поглотил Хевронские могилы Авраама и Сары, и их
посмертное перемещение - тоже - великое переселение народов... и мы - в
процессе...

Пророчество невыносимо - может каждый из правды вырвать клок и, как
палач, толпе представить тусклые глаза гармонии умершей. Но незримо, уже
иная, словно бы из пепла, в обличии ином воссоздаётся и правит миром,
несколько иным, свободная от всех пророков суть. Свободная в подъёме и в
паденье, готовая исчезнуть без борьбы, из ничего возникнуть, просочиться по
капле в бисер, годный, чтоб метать его ловцам извечных истин...

Кривое зеркало зла разбилось, и каждому достался осколок для одинокого
осмысления - покаяния: исхода, который невозможен в толпе. Вся человеческая
история - осознание одинокости диалога Человека с Богом. Израиль моего
века - материализованный блик из зазеркалья, последнее усилие иудейского
Бога, сделанное им за пределами обещаний своему народу - нечто из области
милосердия для "посетивших мир в его минуты роковые". Страна одиноких...
Государство для беженцев, с законом... из поправок к... скрижалям? Мерно
качается маятник компромисса между выживанием и бытием, между нежеланием
принять земных царей и невозможностью сохраниться иначе. Столетие единого
царства династии Давида, взорванного изнутри... Тридцать лет царства