"Михаил Ахманов. Ассирийские танки у врат Мемфиса" - читать интересную книгу автора

Теперь ситуация изменилась. Синухет был прав: коль нет пристанища в
своей стране, беги в чужие земли, служи их повелителям, ибо нельзя человеку
остаться в одиночестве. И в том он прав, что нужно мне искать народ
воинственный, который спит с копьем у изголовья и клинком у правой руки.
Римляне были как раз такими.
- Рроме, рруби! Ассирр трруп, трруп! - завопил попугай на плече Хайла.
Занимался рассвет. Мы выбрали место у невысоких скал, обещавших защиту
от солнца, и остановились на отдых.


* * *

В пустыне странствуют ночью. Само собой, это не касается боевых
действий или маневров, когда приходится тащиться по раскаленным пескам,
чтобы обойти противника и обрушить на него карающую длань. Недаром Рамсес II
Великий утверждал, что солдат воюет ногами, и чем больше весит мешок на его
спине во время маневров, тем ближе армия к победе. Тутмос III Завоеватель
говорил о том же, но более кратко и энергично: тяжело в учении, легко в бою.
Мы, однако, не готовились к очередной кампании, и ни к чему нам было топтать
песок в дневное время и обливаться потом; наше дело - дойти до Цезарии и
улизнуть за море. И пусть в этой проклятой стране другие ломают камень и
стонут под плетью халдея! Другие, не я! И не мои бойцы, у коих отняли честь
и свободу!
Так говорил я себе, укрывшись в скудной тени под скалой. Полдень давно
миновал, я выспался, но люди, утомленные ночным переходом, еще дремали. На
восходе солнца Давид, считавший шаги, доложил, что мы прошли три с половиной
сехена, и это означало, что мы доберемся до Реки не за семь, а за шесть
переходов. Если выдержим темп, если не застигнет буря, если хватит еды и
воды, если не нарвемся на пограничную стражу... Если, если, если!.. Но
человек должен надеяться и трудиться. Остальное - в руках богов.
Подошел Левкипп, спросил разрешения сесть у моих ног. Был он мне
приятен - с такими же тонкими чертами лица, как у Хоремджета, с тем же
пытливым взглядом и рассудительной речью. Казались они похожими, как братья,
только роме Хоремджет был черноволос, а у грека Левкиппа кудри отливали
золотом. Наверное, отливали, когда он жил в Афинах, в доме своего отца;
сейчас он, как и все мы, выглядел потным, грязным и уставшим.
- Мне показалось, семер, что ты скучаешь. Прости, если я ошибся.
Левкипп говорил по-нашему почти свободно. Он даже умел писать -
конечно, демотическими знаками. Что касается иероглифов, то я не встречал
чужестранца, обученного нашему священному письму. Да и то сказать - в какую
голову, кроме бритой жреческой башки, влезут десять тысяч знаков!
- Человеку, видевшему сорок три Разлива, не бывает скучно, - ответил
я. - Хвала Амону, есть что вспомнить. И не только то, что случилось со
мной. - Прищурившись, я оглядел горизонт, затянутый маревом зноя. - Земля
здесь древняя, Левкипп, из тех земель, где люди жили долго, долго строили и
разрушали, воевали, засевали поля, молились богам... И были среди них такие,
кто оставил память о себе.
- Ты говоришь о ваших папирусах? - спросил Левкипп, и я кивнул в ответ.
Улыбка заиграла на его губах. Склонив голову, он произнес: - Обрати же
сердце свое к книгам! Смотри, нет ничего выше книг! Если писец имеет