"Михаил Ахманов. Ассирийские танки у врат Мемфиса" - читать интересную книгу автора

- Ты сам это сказал, не я! Хочешь оскорбителя спасти? Значит, сам ты
оскорбитель!
Солдаты мои расшумелись, так расшумелись, что ясно: своих расстреливать
не собираются. Пиопи и Хоремхеб стоят, не знают, что делать. Снофру тоже в
сомнениях: за малое наказание будет на него донос от Хуфтора. А у меня -
холодный пот на висках; чувствую, что пахнет мятежом, и тогда не сносить мне
головы. Ни мне, ни Пиопи, ни Хоремхебу, ни остальным моим бойцам.
Тут выскочил Иапет и попер на Хуфтора с кулаками.
- Краснозадый павиан! - кричит. - Тебя самого обоссать, башку пробить и
закопать под кучей дерьма! Ты на кого тянешь, морда крысиная? На солдат, что
кровь проливают? На храброго чезу? Он нас в бой ведет, а тебя, вошь, я под
пулями не видел!
Придержали его, не успел он Хуфтору врезать, но наговорил многое, и
фараону светлому досталось, и его прапрадеду. Ливийцы - импульсивный народ,
кровь у них горячая, рука на расправу быстрая, ибо родились они в жаркой
пустыне. Кожа их бела и не смуглеет под солнцем,[11] но гневные лучи
светила - в их душах, и носят они этот огонь как метку своего разбойничьего
племени. Горе тому, кого обожжет это пламя!
Но, как я сказал, придержали Иапета. Что до Снофру, тот вынес мудрое
решение: всех троих - под трибунал, но не по первой, а по второй статье
Военного Кодекса. Назначь он первую, мы бы нежились уже в Полях Иалу...
Судили нас за оскорбление почившего величества, но, снисходя к былым
заслугам, жизнь все же сохранили. Много это или мало? Двадцать лет в
каменоломне, чуть не половина прожитого мной, и если выйду я на волю, то
дряхлым седым стариком... Но что сожалеть о свершенном! Чести я своей не
потерял, милости не просил и чужими жизнями не откупился - жив Давид, жив
Иапет, и они еще молоды.
Когда я встану перед другим судом, перед Сорока Двумя в царстве
Осириса,[12] и когда взвесят они мою душу, будет ясно, что поступил я по
совести.

Глава 2

Ассиры

Ночью над нами загудело. Гул был знаком - не наши "соколы Гора", а
басовитый грозный глас вражеских машин. За такими звуками обычно следуют
посвист летящих с неба бомб, грохот разрывов и крики умирающих.
Иапет, спавший вполуха, как подобает жителю пустыни, проснулся первым,
а за ним - весь барак. Мы ринулись к выходу, но там уже торчали халдеи, и
стволы в их руках глядели на нас черными мрачными зрачками. "Из бараков не
выходить! - завопил Бу, старший надзиратель. - На место, кал гиены! На
место, падаль, и сидеть тихо!" Его приказ подхватили другие охранники по
всему периметру лагеря. Я услышал их громкую перекличку и понял, что Бу
отправляет кого-то к Саанахту за новостями и распоряжениями. У Саанахта был
ушебти,[13] и по радиолучу он мог поймать Мемфис, или Фивы, или Суу, базу
Первого флота на Лазурных Водах.
Кровля над бараком была из тростника, и кое-кто из нас, раздвинув сухие
ломкие связки, высунулся наружу. Я тоже встал на нары и проковырял
отверстие. В темном небе, затмевая звезды, метались лучи прожекторов,