"Михаил Ахманов. Пятая скрижаль Кинара (Принц вечности) ("Хроники Дженнака" #2) " - читать интересную книгу автора

являлись столь же веским аргументом. Ирасса, Хрирд и Уртшига шагали за
своим владыкой не притрагиваясь к оружию, но бросая по сторонам грозные
взгляды. Они были на локоть выше любого из кейтабцев и шествовали среди них
будто три драчливых гуся, попавших в утиную стаю.
Кормчий островитян поджидал Дженнака в позе покорности - голова
склонена, руки разведены в стороны, колени полусогнуты. Но был он, как
выяснилось, не один: за спиной его стояли два атлийца в богатых одеждах, и
они, не в пример провинившемуся мореходу, не собирались просить о
снисхождении. Старшему из них было лет сорок пять, и выглядел он вождем -
похоже, не из последних, так как волосы его, связанные на затылке в тяжелый
пучок, украшали пять серых пушистых перьев. Младший показался Дженнаку
ровестником Ирассы; нефритовый топорик за его поясом свидетельствовал, что
он носит чин накома. Разумеется, и вождь, и военачальник не были людьми
светлой крови, но от широкоскулых лупоглазых кейтабцев отличались как
ястреб от совы. Жилистые, крючконосые, с тонкими губами и непроницаемым
взглядом узких глаз, они как будто не испытывали почтения к
светлорожденному, уподобляясь в том варварам с Перешейка и разбойничьим
кланам из северных лесов. Но дикарями их считать не стоило; их Очаг был
воистину Великим, а сами атлийцы, народ угрюмый, воинственный и надменный,
отличались редкой предприимчивостью и были извечными соперниками Одиссара.
Правда, океанских судов они пока что не строили, а предпочитали нанимать
островитян, знающих путь через Бескрайние Воды.
- Пощады, светлорожденный! - предводитель кейтабцев склонился,
стукнувшись о палубу лбом. - Мое имя О'Тига, тидам с Йамейна... Пощады! Во
имя Шестерых!
Упоминание Шестерых Кино Раа было общепринятым приветствием, и ответ -
разумеется, дружелюбный - гласил: да пребудет с тобой их милость.
Существовали, однако, варианты, и Дженнак выбрал тот, который больше
подходил к случаю:
- Да свершится их воля!
Сие означало, что прощения и милости не будет - и, догадавшись об
этом, О'Тига опять стукнулся лбом о твердые доски, атлийцы же мрачно
переглянулись. Дженнак повелительно кивнул старшему, и тот нехотя
пробормотал по-кейтабски:
- Ах-Кутум, вождь и носитель опахала владыки Ах-Ширата... Кажется, мой
светлый господин, Уделы наши сейчас не воюют?
Не глядя на него - как и на второго атлийца, не пожелавшего
представиться - Дженнак обратился к О'Тиге.
- Что ты делаешь в этих водах, тидам? Йамейн - жаркий остров, а здесь
прохладно... слишком прохладно для кейтабцев, привыкших к теплым морям!
- Но эти моря не запретны, - шепнул О'Тига, сложив ладони перед грудью
и принимая позу почтения. Кажется, он был обучен киншу и хорошо владел
языком жестов, знаков и поз, распространенным во всех землях Эйпонны.
- Моря не запретны, - согласился Дженнак, - запретен товар, который
везет твое судно. Может, покажешь его? Может, я ошибаюсь, и в трюме твоем
камни с норелгских гор да лед с их вершин? Если так, я выплачу тридцать
тысяч серебряных чейни, одиссарских либо атлийских, каких пожелаешь! Или
атлийские у тебя уже есть?
Монеты обоих Уделов были одинакового достоинства, формы и веса, но
одиссарская - сплошная, атлийская же - с дырочкой посередине. Кормчий,