"Михаил Ахманов. Я - инопланетянин " - читать интересную книгу автора

прищуренные глаза, четкие экономные движения... Это мне было знакомо.
Главное, что раскрывает в человеке экстремальный спорт, заключается в даре
точного расчета и осторожности, а не в физической подготовке или каких-то
особых умениях. Да, мы способны влезть на отвесную скалу, пересечь пустыню
без пищи и почти без воды, выпрыгнуть из самолета, оставив в кабине
парашют, сломать хребет аллигатору и справиться с любым транспортным
средством от батискафа до дельтаплана. Но это дело опыта и тренировки,
тогда как расчет и осторожность - качества врожденные. Экстремальщик
помнит, что смысл его игрищ не в том, чтобы победить, а чтобы победить и
выжить. Ведь мы соревнуемся не друг с другом, а с собственной человеческой
природой, доказывая, что она не так слаба и уязвима, как представляют
медики и физиологи. Выигрыш в этом соревновании - жизнь, проигрыш - смерть.
Мы пересекли границу Анклава.
Внешне ничего не изменилось - сзади, спереди и по обе стороны от нас
по-прежнему лежали холмы из плотного серого песка, тянувшиеся к горизонту,
словно спины чудовищных китов. Вокруг - ни кустика, ни травинки, ни единой
живой твари... ни бурных потоков, ни оползней, ни лавин... ни льдов, ни
холода, ни иссушающей жары... Мертвенный покой, безопасность и тишина... Но
безопасность, как многое в этом мире, была иллюзией. Незримые стены Анклава
сомкнулись над нами, и я всей кожей ощущал их смертоносную близость. Сотня
шагов в одну сторону, сотня в другую - вот широта, в пределах которой можно
жить и двигаться. Склон холма на севере, гребень возвышенности на юге, а
между ними - отмеренный нам коридор...
На протяжении первого часа пейзаж не изменился, но дымка над холмами
начала сгущаться. Загадочное образование этот флер: с земли он казался
полупрозрачным туманом, а сверху - белесым облаком, что растеклось однажды
в рубежах Анклава, да так и застыло, неподвластное ветру, непроницаемое для
взгляда и недоступное любым приборам. Флер простирался в высоту до двух
километров, не пропускал радиоволн, не позволял зондировать рельеф
поверхности ни в видимом диапазоне, ни в ультрафиолете, ни в тепловых
лучах; его альбедо было побольше, чем у Венеры. Огромный овал, с
равномерной засветкой и без каких-либо структурных деталей - так это
выглядело на фотографиях, сделанных со спутников и третьей МКС <МКС -
международная космическая станция, третья по счету; носит название
"Вифлеем">. Попытки его активного исследования кончались печально -
экранолеты, самолеты и беспилотные зонды тонули в этом мареве, как
металлические гайки в миске с молоком. За девять лет ни один аппарат не
вернулся, и что с ними сталось, не ведал никто. Впрочем, такой же была и
судьба экспедиций, легальных, полулегальных и нелегальных, счет которым,
как помнилось мне, перевалил за сотню.
В четыре часа пополудни мы, не сбавляя шага, проглотили по паре
пищевых таблеток, запив их глотком воды. Вскоре Фэй сообщила, что видит
разветвление - или, на научном жаргоне, точку бифуркации <Бифуркация -
раздвоение или разветвление чего-либо; например, разделение реки на два
потока или графика функции на две ветви>. Мы одолели уже шестнадцать
километров, считая от входа в щель, и до развилки оставалось примерно
столько же - вполне приемлемая дистанция, чтобы оценить размер бассейна
рядом с ней. Мои чувства подсказывали, что он не очень велик - вытянутый
эстуарий треугольной формы, впятеро шире у основания, чем прилегающий к
нему рукав.