"Марк Агеев. Паршивый народ" - читать интересную книгу автора

Про дело Руденко я слышал еще за несколько дней. Человек этот был
украинским коммунистом, партийного стажа имел три года, служил уже около
двух лет в какой-то воинской части московского округа и был у начальства на
хорошем счету, когда один из нижних чинов, сам родом из села Белой Церкви,
его опознал, расследование велось в большом секрете. Из разных сел Киевской
губернии были вызваны крестьяне и, подсылаемые под разными предлогами к
Руденко, все, как один, показывали: это он. Уже после ареста я незадолго до
того, как дело должно было слушаться в губсуде, "Вечерняя Москва" огласила
показания хлеборобов. Руденко этот, по их словам, в течение трех лет, с
1918-го по 1921-й, водительствовал небольшой бандой на Киевщине, для набегов
выбирал села победнее, подальше от железной дороги, у крестьян забирал
продовольствие и девок, евреев же, мужчин и женщин, старых и молодых, убивал
и младенцев не миловал.
Дело должно было слушаться 6-го числа, в день, когда в нашей семье
произошел раздор, это задержало меня. В губсуд выбрался я уже часу в
четвертом. Была осень, сентябрь, от холодного, мелкого, как металлическая
пыль, дождя песок на бульварах стал желт и ярок. Газоны были еще зелены, но
в мокром, сыром воздухе от дыхания шел пар. В помещении губсуда было
натоплено, на лестницах торжественно тихо. Я поднялся наверх, прошел пустые
комнаты, осторожно отворил высокую дверь No 2.
В зале, куда я вошел, стоял горячий, тухлый воздух. Все скамьи были так
полны людьми, что сидевшие с краю полспиной вылезали наружу. Только узкий
проход между скамейками от двери до барьера был свободен. У барьера этого, у
калитки, сквозь которую водили свидетелей к судейскому столу, в своих галифе
и в сапогах, скучно облокотясь, стоял служитель. Руки его, как у Толстого,
были втиснуты под ремень. Не вынимая их, он подбородком приказал мне сойти с
прохода, подойти к скамье. За судейским столом, крытым зеленым сукном, с
тремя креслами, из которых у среднего спинка была повыше, никого не было. Но
справа, на возвышении, на садовой скамейке, между двух стражников сидел
обвиняемый Виден был его стриженный, песочный затылок, кровавая вздутая шея
и очень мясистая спина. На нем была зеленая гимнастерка без ремешка, тесная,
со складками. Он сидел к залу спиной, напряженно и очень прямо, как сидят
куклы, лицом к портрету Ленина над судейским столом. Внизу, под ним, сидел
защитник, задумчиво стукая карандашом по затвору портфеля.
В зале стоял гул от сморкания, покашливания, разговоров вполголоса, как
бывает в классе, когда ждут учителя. Я спросил старичка, сидевшего с краю,
слушалось ли дело Руденко. "Да вот сейчас будет ему приговор, словоохотливо
ответил он. Только плохо его дело", сказал он и еще что-то хотел сказать, но
помешал служитель. Он выдернул руки из-под ремня и громко сказал: граждане,
встать! и все, на всех скамьях тесно сидевшие люди поспешно встали на ноги.
Сразу стало тихо, но проходили минуты, а никто не шел. Уже многие стали
опять кашлять, переговариваться, когда вдруг, из маленькой двери близ
судейского стола, вышел председательствующий Синат с портфелем, за ним два
члена суда, секретарь и еще комендант здания. Синат в черном костюме, в
галстуке, скрипнув ступенями, быстро взошел к столу и, не садясь,
остановился перед своим средним креслом. Члены суда, по одежде, видно, из
рабочих, встали по бокам. Комендант, молодцевато затянутый в офицерский
ремень, в блестящих крагах с круглыми икрами, встал спиной к суду, лицом к
обвиняемому. Он поднял кулак, подержал его, потом ударом опустив, сказал
"атъ", и стражники по бокам обвиняемого, дернув спинами и локтями, выхватили