"Василий Прохорович Агафонов. Неман! Неман! Я - Дунай! " - читать интересную книгу автора

Там, в поле, можно спрятаться в воронку, в яму, в щель, наконец,
прижаться к земле - она надежная, хотя тоже порой содрогается от взрывов.
Здесь же, в помещении, все ходило ходуном, грозило рухнуть и намертво тебя
завалить. Твердый пол, толстые стены, прочный потолок из союзников
превратились в противников. Оставалось одно - ждать. Здесь полностью
властвовал над человеком случай.
Волна за волной шли на город бомбардировщики, дружно входили в пике,
начинался дикий вой. Казалось, что визжат и самолеты, и бомбы, и дома, и
даже земля. Потом все кругом начинало ахать.
Я побежал в аппаратную - там все изуродовано. Телеграфист сидит за
столом, уткнувшись головой в руки. Подхожу ближе. Дышит. На полу валяются
скатка и фляжка. Вливаю ему в рот несколько глотков. Он постепенно приходит
в себя, смотрит на свой рабочий стол. Аппаратура разбита, провода порваны.
Восстановить невозможно.
На город снова бросаются вражеские самолеты. Мы забираем свое оружие и
спускаемся по лестнице в подвал.
После бомбежки быстро вернулись на телеграф. Обошли все пять этажей.
Все кругом исковеркано, полопались даже кабели. Делать нам здесь было больше
нечего. Вышли с телеграфистом на улицу и побрели к зданию телефонной
станции: там оставались наши товарищи, а мы ничего не знали об их судьбе.
Кругом все разрушено, кое-где дымят пожары. Здание ЦТС уцелело, невредимыми
оказались и наши товарищи. Коммунисту Д. М. Васильеву удавалось еще
поддерживать связь со штабом армии и с некоторыми населенными пунктами, в
которых оставались наши войска.
Воздушные налеты повторялись через каждые двадцать - тридцать минут.
Казалось, им не будет конца. Нервы напряглись до предела. На ЦТС стало
невозможно работать: из окон вышибло стекла, сорвало с петель двери.
Постепенно выходила из строя аппаратура.
Решили перенести кое-какую аппаратуру в подвал и продолжать работу там.
Только перебрались в подвал - во дворе разорвалась фугасная бомба. Словно
фанерная, хрястнула железная дверь. Потом еще взрыв - и к нам влетело
несколько осколков. Один из них впился в пол рядом с моими ногами. Кто-то из
связистов протянул его мне:
- Возьмите на память, товарищ майор...
Осколок был большой, колючий и еще теплый. Я со злостью вышвырнул его
за дверь. В то время мы не собирали сувениров войны. Война еще не стала
нашим бытом.

* * *

До сих пор не пойму, откуда у женщин берется такое мужество. Ведь еще
десять дней назад они даже не думали о войне, ходили на работу в легких
летних платьицах, болтали о житейских делах, строили планы на отпуск...
Уверен, никто из них в своей жизни и выстрелов-то настоящих не слыхал. Разве
что в кинофильмах... А тут вдруг сразу обрушился весь этот ад, от которого и
нам, военным людям, становится порой невыносимо. Бледные, молчаливые,
отрешенные от всего будничного и суетного, телефонистки с настороженным
спокойствием священнодействуют около своих коммутаторов, а кругом носится
смерть, горит и рушится родной город, гибнут близкие. Может быть, никогда не
казалась им привычная работа столь важной и нужной. Женщины работают и