"Василий Прохорович Агафонов. Неман! Неман! Я - Дунай! " - читать интересную книгу автора

молчат, вернее, не молчат, а привычно отвечают на вызовы: "Станция".
"Готово". "Станция". "Готово".
К вечеру бомбежка прекратилась. Потянуло на свет, на чистый воздух. Но
дышать на улице было трудно: едко пахло гарью, кое-где пузырились черные
клубы дыма, медленно оседала на землю пыль от взрывов и рухнувших зданий.
Мы с капитаном Васильевым побрели по пустому, разрушенному городу. Не
знаю, о чем думал мой спутник, но он так же, как я, упорно молчал. Мы шли по
городу, словно желали удостовериться в том, что и так хорошо знали. Мы уже
видели, как умирали люди, теперь увидели, как умирал город. И сознавали
собственное бессилие. Это, наверное, и заставляло обоих молчать.
Вернувшись на ЦТС, мы еще застали наших телефонисток. Из их усталых,
страдальческих глаз готовы были брызнуть слезы. Нужно было как-то успокоить,
ободрить женщин. К счастью, вслед за нами в подвал ввалились связисты. Они
втащили мешок и поставили его посреди комнаты, а потом раскрыли его широкую
шершавую пасть. В мешке были булки, настоящие "французские" булки.
И тут мы поняли, как хотим есть: целые сутки никто из нас не
притрагивался к пище. Уселись вокруг мешка, стали с удовольствием жевать
этот последний мирный хлеб. Потом я видел и ел другой хлеб, военный: он был
какой-то увесистый, грубый, испеченный наспех...
Постепенно мешок начал оседать, и тут почувствовалась усталость. Мозг
сверлило одно желание - лечь, заснуть. Казалось, ни на что другое мы уже не
способны. В этот момент я получил по телефону задачу от начальника штаба
армии выехать с группой связистов в направлении Невель, Холм, Старая Русса и
найти штаб фронта. Распрощавшись с нашими верными помощницами -
телефонистками, мы принялись за сборы необходимого имущества и за демонтаж
станции. Вскоре из роты капитана Васильева за нами прибыла машина.
Выехали из Полоцка ночью. Причудливо вздымались вверх остовы
разрушенных зданий. По земле шелестели листвой поваленные деревья. Сухой
лунный свет высвечивал мертвый заострившийся контур города.

* * *

Мотор гудел убаюкивающе. Я и не заметил, как уснул. Проспал часа
четыре, не меньше, потому что разбудили меня яркие лучи солнца. Повернувшись
к шоферу, увидел закинутую назад голову, вернее, увидел только его худую
шею. Шофер спал. Заглянул через заднее окошко в кузов - пусто. Выскочил из
кабины... Прямо возле машины, почти на дороге, спали бойцы, и тут же среди
них распластался капитан Васильев.
Усталость свалила связистов - никто даже не отошел в лес, что был
метрах в десяти от дороги. Ни часовых, ни дневальных. Я быстро поднял людей,
подал команду, и через полминуты все находились в машине. Дорога была
хорошая, мы быстро катили вперед, но во мне начал расти страх, появившийся
задним числом.
При мысли, что мы могли проснуться и увидеть наведенные на нас дула
автоматов, неприятно потели ладони. На войну мы уже в какой-то мере
приучились смотреть как на опасную работу. Но вот оказаться в плену - этого
я себе представить не мог. И виноваты тут были бы мы с капитаном
Васильевым...
Да, нелегко и по-разному наживался военный опыт, зато потом ничто не
пропало даром. Не из таких ли крупинок складывался опыт нашей победоносной