"Сухбат Афлатуни. Гарем (Повесть) " - читать интересную книгу автора

акварели - сразу эту чиланзарскую квартирку, куда они переползли на хрупком
грузовичке с улицы Двенадцати Тополей, от которой в памяти задержалось
только тополиное имя. Помнил, что в квартире их насчитывалось пятеро: он
сам, потом мать и две сестры, от которых всегда пахло рыбьим жиром, и еще
инвалид труда Талип Мамарасулович, который, напиваясь, провозглашал себя
отцом Иоана Аркадьевича, а мать смеялась. Трезвым он об этих признаниях
забывал и мог больно наказать Иоана Аркадьевича своей железобетонной ладонью
без двух пальцев.
Потом, кстати, выяснилось (через соседский шепот), что этот инвалид
труда был женат на матери Иоана Аркадьевича фиктивно, для жилплощади, а сам
жил с его старшей сестрой, при этом сердечно любил и пытался баловать вообще
среднюю сестру, еще школьницу. Такой был этот Талип Мамарасулович странный,
видимо, человек.
В результате эта средняя сестра выросла, и, когда Талипу Мамарасуловичу
совсем занемоглось, увезла его в Свердловск, прооперировала там и
похоронила, сообщив об этой новости в Ташкент только через полгода. Старшая
сестра, поскорбев по Мамарасуловичу и успев прожить три незарегистрированных
года с книжным графиком З., обзавелась собственной ячейкой общества на
окраине Юнусобада в составе: муж, сын, коккер-спаниэль и два пожилых
любовника.
Со своими сестрами Иоан Аркадьевич общался редко - они сразу вызывали в
нем память об инвалиде труда и его беспалой ладони, которой он его бил, а их
ласкал.
Иными словами, он связывался с ними, только когда экстренно требовались
деньги. На лечение, например, детей от чего-нибудь. Тогда из Свердловска,
ставшего Екатеринбургом, приходили с нарочным пятьдесят долларов,
запрятанных вместе с треснувшим шоколадом в упаковку от женских прокладок.
Или появлялся один из юнусобадских любовников и кисло ронял на стол лохматые
пачки двухсоток.
Трудно сказать, как в других, а в гареме Иоана Аркадьевича лишних денег
не скапливалось.

Но на жизнь хватало. Толстолобика приобрести.
(Им тогда все-таки ухитрилась позавтракать Маряся, угадав момент, когда
в ванной никого не было. Кошку за это вышвырнули, но потом снова впустили -
уже на птичьих правах.)
В квартире водилась также косметика; легко было обнаружить и
запрятанную в белье "в стирку" гармошку турецкого печенья, которое можно
было съесть, а можно - произвести опыт: поджечь и смотреть, как горит.
(Особенно любила поджигать печенье Магдалена Юсуповна, созвав для такого
священнодействия всех детей и Фариду, любившую все, что связано с огнем.)
Никто из жен, естественно, не работал - это был настоящий гарем, а не
коммуна. Ответственным за добычу денег был сам Иоан Аркадьевич.
Ежедневно он просыпался от старушечьего покряхтывания будильника,
выпивал эмалированную кружку чая без заварки и уходил за сбором дани.

Дань собиралась, где придется.
В пестрых, свежеотремонтированных квартирах на Дархане.
В пустых, богатых сквозняками домах культуры.
В сонных издательствах, напоминавших полигоны компьютерных игр и