"А.Афанасьев. Зона N 3 - 2" - читать интересную книгу автора

но давно пресытился впечатлениями жизни и не надеялся увидеть что-то
новенькое. В представлении Большакова он был именно таким человеком, который
сможет по достоинству оценить его Великий эксперимент - Зону. Не всю
целиком, разумеется, какие-то фрагменты, но и того достанет, чтобы согнать с
лица гостя гримасу зевоты.
В трясущемся, урчащем брюхе вертолета он откупорил бутылку
шоколадно-нежного кипрского вина "Нафтази" и приступил к необходимым
предварительным пояснениям.
- Помнишь, что я тебе обещал, дорогой Робер?
- О да! Отдых, покой и радость. Никаких дел. Визит дружбы. Как говорят
русские: мягко стелешь, жестко спать.
- Не просто отдых, - поправил Донат Сергеевич. - Я покажу тебе такую
Россию, какой она была когда-то и какой будет через несколько лет. Боюсь, ты
не слишком хорошо меня понял.
Мсье Дюбуа уважительно закивал.
- О-о, Россия есть наш самый лучший партнер, пока ты в ней хозяин. Так,
Донат? Это неправильно?
- Правильно, но не совсем. России больше нет. Ту, которая была,
прокрутили через мясорубку в "Макдональдсе". Мы построим новую, заповедную.
Подымем из праха сифилитическую старуху. Робер, ты первый, кто увидит её
обновленной. Поздравляю тебя!
Идею подал писатель Клепало-Слободской, и сперва Мустафа не
заинтересовался. Типичная интеллигентская выдумка - худосочная, как сиськи у
чахоточной. Кого другого он послал бы сразу на три буквы, но тут был особый
случай. Во-первых, Фома Кимович обошелся ему недешево, и у него было
неприятное чувство, что денежки выброшены на ветер. На ту пору вся так
называемая творческая шелупень, из тех, кто посмышленее, тусовалась вокруг
меченого Горби, создавала всякие комитеты ему в поддержку и гнусавым хором
распевала "осанну". Умный Горби подкармливал их неплохо, но избыточно с ними
церемонился, усаживая на почетные места в президиумах, таская за собой по
свету, и, кстати, эта его ошибка оказалась роковой: интеллигенция
заподозрила его в слабости и маразме, и, не успели его выкинуть из Кремля,
вся целиком, топча друг дружку, переметнулась к его брутальному, удачливому
преемнику. Но это - чуть позже.
Писатель Фома Клепало-Слободской был, говоря языком классика, матерым
человечищем, обликом схожим с римским императором Калигулой, даром что сын
прачки и кузнеца. Непременный, в течение десятилетий, лауреат всех
государственных премий и правительственных наград, он со сталинских времен
крутился возле правителей, и не было ни одного, которому не угодил. Сперва,
как многие его подельщики по литературе, прославился эпопеей о рабочем
классе, которая была канонизирована, затем, уже при перестройке, накатал
пару-тройку скандальных пьес о В. И. Ленине, где вождь революции в каждом
действии трахался со своей кухаркой, целовал руки Троцкому, Каменеву и
Зиновьеву и представал таким недоумком, изувером и извращенцем, что по
первости (1987-1988 гг.) даже прогрессивные родители стыдились посещать
театр вместе с детьми. При воцарении Ельцина он был одним из первых, кто
вышел на Красную площадь и публично сожрал партийный билет, что
впоследствии, как он жаловался Мустафе, вызвало у него стойкое расстройство
печени. При всем том в обиходе это был радушный, доброжелательный, слезливый
мужичок, не имеющий возраста и сколько-нибудь определенных физиономических