"А.Афанасьев. Зона N 3 - 2" - читать интересную книгу автора

Глава 9

Звеньевой Охметьев семи лет не дотянул до счастливых перемен, до
прихода горбатого оборотня. Умер честной мужицкой смертью: хлебнул с
похмелья стакан тормозухи - и в момент окостенел. Настена осталась одна
куковать, да ещё на печи блаженствовал сорокалетний сынок Савелий.
От деревни на ту пору осталось одно воспоминание: десятка три
покосившихся изб да сколько-то жителей, похожих на тени, передвигающихся от
плетня к плетню с тараканьей опаской. Но жила деревенька, дышала. Если
пускали электричество, светилась редкими окошками, а кое-где в домах тускло
мерцал выпученный телевизионный зрак. Из телевизора жители узнавали много
хороших новостей, в частности, и то, что по воле московских удальцов
вскорости заново начнут переделять землю, чтобы каждому желающему досталось
по большому куску. Дед Евстигней пугал односельчан: придет германец, опишет
наделы и заставит выкупать, но ему мало кто верил. Большинство полагало, что
после всех минувших потрясений земля с места не стронется, и уж во всяком
случае, кто на ней живет, тот тут и помрет.
Скособоченной, рано поседевшей Настене после смерти отца заметно
полегчало: крупная забота свалилась с плеч. Кормилась с огорода, держала
коровенку, кур, пяток бяшек, садила картоху на тридцати сотках. Летней порой
через день, через два моталась в район, приторговывала натуральным
продуктом, так что деньжата иногда водились. От любимого сынка Савелия
помощи не было, но и хлопот с ним немного. Его дорога с печи за стол да на
двор по нужде. Редко по настроению спускался к реке, чтобы поглазеть на
закат. Клевал как птичка, меньше её, даром что вымахал под версту, блюл себя
чисто. Идиотом он не был, слова нанизывал одно к одному, как жемчуг на бусы,
иное дело, что был полон мечтаний, но за это разве можно судить.
Уродился он удивительным ребенком. В школу не ходил, а грамоту
превзошел почище родного батюшки. Работы никакой сроду не ведал, а силушку
накопил непомерную: тому чудесных подтверждений было множество. Вот одно из
них. Как-то, будучи ещё в детских летах, побежал на двор по нужде, а там
случилось недоразумение: руку защемил на очке. Сараюха старая, сунул, видно,
в щель пальцы - и заклинило. Малый забеспокоился и с испугу всю хоромину
одним махом развалил, а что осталось, на руке доволок до крыльца. Кликнул
матушку на подмогу, та выскочила - обомлела. Хоть и старый, но крепкий был
сарай, сто лет простоял: там и сено, и отхожий кабинет, и батюшкин запасной
лежак на случай пьяного куража, - и в мгновение ока только доски да мусор на
снегу и половина стены у Савелушки на кисти болтается. Или вот еще. Заглянул
как-то к звеньевому кум из соседнего села, знаменитый силач и лодырь,
победитель районных олимпиад, чемпион по всем видам спорта, которые миру
известны. Сидели, выпивали, а там вдруг кум и привязался к Охметьеву: что
же, дескать, у тебя малец такой увалень, никак с печи не слазит. Так,
дескать, и будешь кормить-поить до старости? Какой, дескать, прок от такого
дитяти. Звеньевой за внука, любя его сердцем, всегда заступался, а тут
вдобавок усижено было немало. Вот он и возразил. Ты, говорит, известный
богатырь, укороту тебе нет, но мальца не замай, а то он тебе пачку кинет.
Кум взвился, шебутной был, норовистый. Как это пачку? Кому пачку? Эта сопля
на печи? Опомнись, Охметьев, не смеши умных людей. Короче, загорелись,
заспорили. Улестили мальца спуститься за стол. Савелушка со сна глазенками