"Анатолий Афанасьев. Монстр сдох " - читать интересную книгу автора

- Значит так, сынок, - сказал он. - Еще раз увижу благородного
бандита-чеченца, и я тебе даже звонить не буду. Тебе уже другие люди
позвонят.
- Разумеется, разумеется, я же не враг себе, - плачущим голосом
залепетал придурок. - Но посудите сами, Иссидор Гурович. Сколько пленки
отснято, уникальные кадры... Может, вперемежку давать, в виде компота, как
бы объективное мнение? Разные точки зрения и прочее?..
- Много пленки, говоришь?
- Очень много... Одна Еленушка Масюк...
- Еще один прокол, - прервал Самарин навязчивое жужжание, - и вместе
со своим Масюком вы всю эту пленку сожрете под присмотром тех самых
чеченских рыцарей.
Лиходеев сытно икнул в трубку.
Второе, реклама. Тут тоже ситуация изменилась кардинально. Если
полгода назад было вполне разумно будоражить общественное сознание
бесконечным празничным зрелищем дорогих мебелей, сытных, сверкающих яств,
избытком суперсовременной техники, горами жвачки и океанами хмельных
напитков, то теперь, когда в регионах голодные толпы дикарей того гляди
взбунтуются, следовало строго дозировать возбудительные средства, избегая
преждевременного взрыва, который сейчас был на руку лишь региональным
баронам. В рекламные ролики, наполненные тошнотворным, визгливым западным
блудом, необходимо ввести сентиментальную, грустную ноту, близкую
трепетному сердцу вымирающего россиянина. Бунт хорош, когда он спланирован,
как, к примеру. Останкинская бойня в 93-м году.
- Ты чего зациклился на этих прокладках, Лиходеев? - угрожающе
поинтересовался Самарин. - У тебя что, баба не подмывается?
- Так ведь хорошо платят, Иссидор Гурович, - пискнул крысенок.
- Листьеву тоже платили, - напомнил хозяин, решив, что на сегодня
хватит наставлений, и, не прощаясь, повесил трубку.
К приходу китаез он переоделся в парадный темно-синий костюм, не забыв
прицепить на лацкан звездочку Героя Социалистического труда. Восточные
люди, как подсказывал ему опыт, придают особое значение символике: золотая
безделушка из числа тех, что преданы анафеме в России, должна была
намекнуть гостям на общность идеалов либо на политическую стойкость
принимающего их человека. И то, и другое неплохо.
Линь-Сяо-Ши - по собранным сведениям один из крупнейших финансовых
воротил, а также влиятельный партийный чиновник в Поднебесной - находился в
Москве с приватным визитом и прикатил на скромном светло-коричневом седане
в сопровождении всего лишь переводчика и двух узкоглазых
горилл-телохранителей. Встречу организовал Шерстобитов, это был далеко не
первый контакт такого рода. Китайские товарищи умели просчитывать будущее и
хорошо понимали, что российский увалень, растерявший все свои амбиции,
стоящий на коленях не только перед смеющимся Биллом, но и перед
задыхающейся в собственных испражнениях Европой, скоро вынужден будет
явиться к ним за милостыней. В ожидании этого часа они все энергичнее
прощупывали некогда задиристого соседа, стремясь уяснить, окончательно ли
он пропил свои мозги.
Самарин принял дорогого гостя в изысканном интерьере "бархатной"
гостиной по полуофициальному этикету, сердечно, с советским шампанским и
заунывной восточной музыкой, негромко льющейся из-за тяжелых портьер; и