"Элизабет Адлер. Удача - это женщина " - читать интересную книгу автора

чем-то вроде жирного тельца, предназначенного для заклания. Она получила
хорошее воспитание, говорила тихим, нежным голосом, была застенчива и более
всего боялась холодности мужа и его гнева. Она делала все, чтобы ублажить
его. Ради него она стала носить шиньон, одеваться, как положено замужней
даме из общества - неброско, но дорого, она улыбалась, как положено,
находясь всегда слева от своего господина, когда они присутствовали на
семейных обедах или посещали городские торжества. Ведь он хотел, чтобы она
вела себя именно так. Тем не менее, она догадывалась, что судьба его любимых
собак - Грейт Дейн, Конга и Принца - волнует его куда больше, чем ее
собственная.
Когда она уже была на седьмом месяце, Гормен вернул ее назад в
Сан-Франциско, обеспокоенный тем, что ребенок может появиться на свет
раньше, чем положено, и Долорес, поправившаяся и поздоровевшая, поселилась
во вновь обставленных комнатах на первом этаже: Гормен не хотел, чтобы жена
напрягалась, поднимаясь по лестнице. Ей не разрешалось также вставать с
постели раньше полудня, затем она совершала неспешную прогулку на экипаже.
Долорес умирала от скуки и от ужаса, что вдруг столь ожидаемый мужем сын не
родится.
На свете не существовало ни одного человека, кому бы она могла раскрыть
душу, - ее мать умерла, а сестер у нее не было. Отец и братья, благодаря
брачному договору, подписанному с Горменом, прикупили себе большое поместье
на озере Чапала в Мексике, и теперь, можно сказать, их она тоже лишилась, а
друзья как-то сами собой растаяли после брака. Тоска давила на нее, словно
тяжелое пыльное одеяло, временами Долорес даже желала, чтобы ее ребенок
никогда не родился. По отношению к этому будущему существу она не испытывала
никаких эмоций, хотя и носила его под сердцем. Если на свет появится
мальчик, она сразу потеряет его - он будет сыном одного только Гормена, если
девочка - муж навсегда возненавидит ее за это. В обоих случаях она
проигрывала.
Когда у Долорес наконец начались схватки в дождливый сентябрьский
вечер, Гормена вызвали из клуба "Пасифик", где он обедал с друзьями
значительно чаще, чем дома с женой. Его голос дрожал от возбуждения, он
успокаивал Долорес, говорил, что все пройдет удачно, что рядом, на
расстоянии вытянутой руки, лучшие доктора, целых три, а когда все
закончится, он купит ей яхту, еще больше, чем "Северная звезда"
Вандербильта. Весной же, когда она окрепнет, а ребенок подрастет настолько,
что его можно будет оставить на нянек, они отправятся в Европу. Он обещал,
что завалит ее платьями и мехами из Парижа, закажет алмазную диадему у
королевских ювелиров в Лондоне, подарит дворец в Венеции, - короче говоря,
все, что она захочет. Но глаза Гормена смотрели жестко, словно говоря: "Все
это произойдет, разумеется, когда я получу от тебя сына".
Роды продолжались тридцать шесть долгих часов, а когда ребенок родился,
врачи посмотрели друг на друга и мрачно покачали головами. Было решено, что
самый пожилой и уважаемый из них пойдет и расскажет о родах мужу.
- Боюсь, что на свет появилась девочка, сэр, - едва слышно прошептал
седой доктор, избегая смотреть Гормену в глаза. Пожалуй, впервые за свою
практику ему пришлось извиняться перед отцом за рождение ребенка.
Гормен промолчал. Он подошел к окну и, не говоря ни слова, уставился на
дом Марка Хопкинса, расположившийся напротив.
Через некоторое время он произнес: