"Алесь Адамович. Немой" - читать интересную книгу автора

- В Индии каста такая. По три метра волосы отращивают.

- Ну, наши меньше, но тоже. Считалось: срежешь - заболеешь. В ковтуне
все болезни.
- Ой, постой, вспомнил! Богиня Мэб. У нее крылья из комариных туч, из
маленьких мошек. Она хвосты лошадям заплетает по ночам, богиня Мэб. А людям
ковтуны делает. У Шекспира, знаешь "Ромео и Джульетту"?
Джульетту на школьной сцене Вира играла; Полина помнит бледное лицо,
предсмертный грудной голос. Повторила перед Францем:
- Обожди меня, Ромео! И я с тобой, я иду к тебе! И "заколола" себя
"кинжалом".
- Кажется, она пьет яд? - возразил Франц.
- А ты что, носишь с собой? - невольно спросила, вспомнив про тех
немецких офицеров.
- Неплохо бы. Гранату конфисковали.
Когда к землянке шли, увидели на березовом кусте странно зависшую
ворону. Смотрит на них в ужасе, пошевелилась и заскользила по листьям, еле
удержалась на нижней ветке. Больная? Или это уже так подросли птенцы, по
неосторожности вывалился из гнезда. Не заметили, а уж подступило лето. Лес
отяжелел от листвы, хвоя выбросила свежие зеленые (тут же начинают желтеть)
стрелки. А соловьи запускают свои трели-очереди и утром, и вечером. Появился
в лесу мастер, и все остальные певцы тянутся, подстраиваются под него,
стараются изо всех силенок, чтобы и у них не хуже получалось. А тут еще
невидимые лягушки на всю округу сообщают: ка-ак хор-р-ро-шо, сладко!
Когда Полина невольно протянула руку, чтобы помочь вороненку, он от
испуга - где и силы, умение взялись - взлетел и сел на нижний сук сиротливо,
в еловой засени стоявшей березы. Покачался, чтобы не упасть, укрепиться. И
взялся отряхивать влагу родного гнезда, соскабливать детскую липучку с
перьев, пропуская через клюв то одно, то другое крыло. Всем хорошо. А что
людям плохо, так кто в этом повинен, если не они сами?
Поужинали картошкой и испеченными на раскаленной жести вьюнками (Франц
уверял, что ничего вкуснее не ел, будет муттер своей рассказывать).
На этот раз спать укладывались молча, как бы боясь слов, они только
мешают. Расстелили Францеву деревенскую свитку из домотканого сукна - это
под низ будет, накрыться - плюшевая жакетка Полины. Все без слов и будто
всегда вот так спали и ничего такого в этом нет.
- Холодно тебе?
- Немножко. Я вижу и тебе тоже холодно.
- Бедный вороненок. Из гнезда выпал.
- Интересно, какие теперь у моей мутти сны? Она любит их пересказывать,
и мы обязаны слушать, как правительственную сводку. Обижается. Вернусь если,
она мне их обязательно расскажет.
- Тебе же холодно. Накройся хорошенько. Спи, спи. Не дыши так! лышишь,
не дыши так!
Хотела отодвинуться, а он испуганно и виновато затих. Бедный воро-енок!
Протянула сама к нему в темноте руки, он прижался к ним горячи-ш щеками,
прижался юней, как спрятался. Такой беспомощный; такой по-:ерявшийся...
Когда боль пронзила ее и, главное, испуг, что это уже произошло, случилось
(подкрался, гад!), она отбросила его с силой, которой сама не ожидала!
- Зверь! Фашист! Фашист проклятый!