"Алесь Адамович. Немой" - читать интересную книгу автора

смотреть (дети, те глядят с испуганным любопытством), но, если немец
окликнет, послушно подойдут и даже несколько слов по-немецки скажут, какие
знают. "Никсфарштейн" - даже с гордостью, что тоже могут по-немецки.
Если по совести говорить, то Францу куда больше не нравятся местные
полицейские: лживо-подобострастные, а тем не менее в руках у них оружие. Что
он там на самом деле думает и что сделает в следующий миг-разве знаешь?
Ситуация, в которой он сразу же оказался в Петухах, для любого не
проста. А Францу, новичку, как ему даже вообразить, что сегодня он с этими
вот людьми живет в одной хате, они ему греют воду, жарят яичницу, с ними он
разговаривает, смеется, а завтра он их всех убьет? Встанет утром,
поздоровается, почистит зубы, посидит за столом, переглядываясь с Полиной,
молодой хозяйкой, а затем они с Отто посмотрят на часы и лязгнут
затворами...
Переглядываться и пересмеиваться Франц с девушкой начали не сразу, лишь
со второго дня, потому что сперва ему показалось, что в этой избе-две
старухи. Старая, седая старуха с какой-то нелепой постоянной улыбкой и
старуха помоложе, ничуть не краше той, первой. Даже грязнее, и вся обмотана
каким-то рваньем, а еще и прихрамывает, горбится.
Но назавтра утром вторая старуха куда-то пропала, исчезла, а объявилась
почти девочка - черноглазая, с коротко остриженными волосами, с любопытством
и как бы насмешливо приглядывающаяся к Францу. Юбка та же, по-деревенски
длинная, грязного цвета, но кофта беленькая, даже с какими-то вышивками. Не
подозревая, что Франц по-русски понимает (отец его побывал в русском плену,
и дома у них немало русских книг, даже Библия есть на славянском), старая
старуха шипит на свою, видно! дочку, не поворачивая к ней лица:
- Что это ты себе позволяешь, язви твою душу? Перед кем ты
выфрантилась? Что гэта с тобой робицца?
Отто, хотя он по-ихнему ни слова, тем не менее видит и понимает
происходящее получше Франца. Объяснил. Они тут все так... которая помоложе и
покраше, непригляднее, лицо, шею сажей измажет, извозит, чуть не в навозе,
руки, ноги, нарядится, будто сарай чистить,-она тебе и хромая и горбатая,
только не трожь ее! Не покушайся на ее прелести!
А эта, гляди ты, сразу переменила тактику, как только ты появился, -
гордись, Франц!
Старому Отто порученный его отеческой опеке молодой солдат, прямо из
гитлерюгенда* даже понравился. Хотя горожане, да еще эти горластые, наглые
юнцы, ему не очень по душе. От них старику, да еще деревенскому, всегда
можно ждать какого-нибудь подвоха, неприятности. Один уже был у него такой,
быстренько схватил должность цугфюрера, взводом командует, и Отто теперь у
него в подчинении. Напрочь забыл, какой был смирненький в первые дни, как
смотрел в рот бывалому солдату, ловил каждое его слово, совет, а теперь на
Отто глядит всегда с насмешечкой, всякий раз при построении интересуется:
"Hast du dein Scheiss beendigt?", посрал ли герр Отто, а то цуг, взвод может
его и подождать.
А с Францем еще и такого жди: подстрелит сдуру, никак не натешится
полученным шмайссером, возится, как с игрушкой, заряжает, перезаряжает. На
Отто смотрит, как бы жалея его, у старика всего лишь винтовка. С ними, с
этой девицей, по-ихнему разговаривает, хихикают, не над Отто ли? Когда успел
и где так насобачиться по-русски? У Отто вон какая фамилия, почти
славянская. Но он их язык учить не будет.