"Аркадий Адамов. След лисицы ("Инспектор Лосев")" - читать интересную книгу автора

- Димка, кто же еще... У него одного гланды остались. Из всей семьи.
Говорят, рано вырезать. Года три надо еще ждать. За это время Алка мне всю
плешь проест с этими рецептами.
- Пусть сама берет. Мать все-таки, - беспечно заметил Виталий.
Откаленко многообещающе усмехнулся.
- Погоди. Я тебе этот совет еще припомню. Не век тебе холостым
ходить.
- Не волнуйся. Я под каблук не попаду. Дудки! И вообще, - Виталий
сладко потянулся, - погожу. Не к спеху.
Цветков между тем с неудовольствием думал о том, что эта кража к
концу квартала подвернулась совсем некстати. Раскроешь ее не скоро.
Обычный вор в музей не полезет, это факт, а необычный... доберись до него.
"Повиснет" кража. И будут ему "есть плешь", как выразился сейчас за его
спиной Откаленко. А квартал "подбивается" и так неважно. Он представил
себе хмурое, недовольное лицо Свиридова. "Бухгалтер, а не оперативный
работник", - подумал Цветков. Но мысль о Свиридове возникла и исчезла.
Где-то замаячила мысль о Шурке, но, не прояснившись, исчезла тоже. И
Цветков с удовольствием, со жгучим, как всегда, интересом вернулся к
первой мысли: да, обычный вор в музей не полезет. Что ему этот портсигар!
Интересно!..
Цветков был прирожденный оперативный работник. Пятнадцать лет в
уголовном розыске! Сотни дел прошли через его руки. Сотни людей. Кажется,
можно устать, может все надоесть. Ан нет! Дела не повторяются. Конечно,
есть аналогии. Но ни одно дело все-таки не похоже на другое. А это... Вор
понимает, что крадет. Значит, знает цену этому портсигару. Вон Лосев
сказал, на Западе Достоевского ценят... И заспорили о "Бесах". Это
сочинение Достоевского. Но Цветков его не читал. Не пришлось. А эти двое
читали. И Цветков почувствовал легкий укол зависти. Можно, конечно,
показать им, что дело не в том, чтобы читать сочинения Достоевского, что
они еще многого не знают из того, что знает он, Цветков. Так бы сделал
сейчас Свиридов. Но так делать нельзя. Сначала надо бы прочесть этих самых
"Бесов". Название тоже! А ребятки у него ничего, упрямые, с головой и с
желанием работать. О своих ребятах Цветков всегда думал с удовольствием.
Да и в этом деле... Тут придется побегать, подумать. Вот ведь свалилось! И
в конце квартала!
Мысли вернулись к исходной точке, и Цветков, чуть заметно тряхнув
головой, прогнал их и стал смотреть в окно.


Машина промчалась мимо гигантской колоннады театра и, обогнув
квартал, остановилась у старинной железной ограды. За ней виднелся желтый
трехэтажный больничный корпус. Крыло его торцом выходило на улицу. На
желтой стене была прибита большая мемориальная доска, сообщавшая, что
здесь, в этом доме, родился великий писатель.
У края тротуара стоял, сильно накренившись, фонарный столб, лампочка
вверху была разбита, на тротуаре возле него сохранились темные, словно
графитные, следы широких узорчатых протекторов.
- Кто-то со столбом поцеловался, - усмехнулся Виталий, вылезая из
машины. - Явно грузовая.
Сидевший неподалеку на скамейке старичок в мятой шляпе и теплом