"Ахмедхан Абу-Бакар. Кубачинские рассказы" - читать интересную книгу автора

ее укрывали только распущенные, необыкновенной длины волосы да теплые струи
прозрачной воды.
Бахадур с большим кувшином, полным воды, показался на пороге, но
купальщица не услышала шагов. Юноша, зачарованный увиденным, стоял как
вкопанный. И не знал, что делать. Только страх, необъяснимый страх сковывал
все его юное существо. Этот юноша, который ни разу руку девушки не пожал,
стоял, потрясенный чудом, сотканным из молочной белизны обнаженного тела и
угольно-черных кос. Ах, эти волосы!.. Разве это волосы? Сейчас они похожи на
черный лоснящийся водопад... Ему показалось, что комната необычайно ярко
освещена, хотя горела обычная керосиновая лампа - откуда в Гулебках быть
электричеству? Свет струился от гладких плеч, высокой груди с бронзовыми
пуговками, узкой, как у кувшина, талии, округлого живота.
Плавным движением Шуайнат подняла кутку[5] над головой и облила себя
теплой, чуть курящейся паром водой. Черным водопадом волосы Шуайнат потекли
по спине, по груди. Капли сбегали вниз, посверкивая чешуей форели, играющей
на перекатах горной реки. Поставив кувшин на низкий стульчик, Шуайнат
раздвинула пряди, протерла глаза, будто со сна, и почувствовала, что она не
одна.
- Ой, стыд какой! Отвернись! Уходи! Слышишь, уходи же! - Тихо сказанные
слова громом отозвались в ушах Бахадура.
Глиняный кувшин выпал из его рук, разбился на куски, и вода расползлась
по полу, потекла под ковер.
- Чего пялишь глаза, бесстыжий?! Чтоб ты ослеп! Вон отсюда, щенок! - И
она замахнулась на него куткой.
Юноша еще помешкал, слыша, но не понимая смысла гневного окрика, вдруг
очнулся и выбежал из комнаты.
Нет, не тогда, когда он смотрел на нее, а позже, на второй день утром,
стыд и какая-то досада охватили его, будто совершил он что-то низкое,
позорящее всякого, кто носит папаху. Он не мог себя заставить показаться
Шуайнат на глаза и с завистью думал о тех людях, которые с легким сердцем
бегут просить прощения после любого проступка. А он? Теперь он никогда не
сможет встретиться с Шуайнат ни в школе, ни на улице, ни в ее доме.
То, чего не могли добиться отец своими угрозами, местные острословы
своими шутками, произошло по воле случая. Бахадур сам закрыл себе путь... Он
не мог не думать о Шуайнат. Как во сне жил, все время видел ее перед
глазами, слышал шум воды, стекающей в медный таз, и не замечал ни тумана, ни
грязи улиц, размытых ливнями... Ему казалось, что круг его жизни замкнулся,
он не ждал никаких перемен.
...В спортивный зал школы, где приезжий тренер отбирал кандидатов на
соревнования по вольной борьбе, Бахадур пришел просто так, чтоб убить время.
А кто знает может быть, учительница начальных классов тоже заглянет туда?
Приглашенный на ковер, Бахадур трижды одержал победу среди борцов своего
веса и возраста. Это был триумф, хотя и в масштабах одного аула. Главное,
никто этого не ожидал, иначе разве удивлялись бы гулебкинцы - люди, которых
не так-то легко удивить: это же они, говорят, воскликнули, когда им
сообщили, что красная рыба исчезла из Каспийского моря: "А что тут
удивительного? Вот у нашей Шуайнат муж исчез из дому, это да!"
Тренер, мужчина лет под сорок, присматривался к борцам, определяя, кто
сильнее в стойке, а кто в партере, внимательно наблюдал за Бахадуром.
Правда, в начале схватки юноша был излишне суетлив, не знал приемов, "рвал"