"Ахмедхан Абу-Бакар. Кубачинские рассказы" - читать интересную книгу автора

Сакля старика стояла в самом низу аула, террасами поднимающегося по
склону, и казалось, будто сакля является фундаментом, на котором держится
весь аул. Кто так подумал, тот себя, конечно, не обманул. Потому что не было
в ауле человека, который бы по праву не считал себя родственником мастера. И
если сейчас сакля Уста-Хабиба была пуста, то лишь потому, что все его
домочадцы ушли в больницу - проведать жену его девятого внука...
Устало брел старик через узкую полоску картофельного поля, где между
грядками важно похаживала курица во главе неровной цепочки писклявых желтых
комочков. Старик шел к мшистым скалам, громоздящимся над глубоким ущельем
Хиндах.
Некогда в этом ущелье били барабаны, собиравшие горцев для совместного
отпора врагу. По извилистому желобу ущелья мчится мутная река, приводящая в
движение жернова то тут, то там прилепившихся старых мельниц. По
противоположному от аула склону, курясь синеватыми дымками нередких здесь
костров углежогов, поднимается густой лес; ближе к осени в лес спускаются
кубачинцы, чтобы собирать груши величиной с грецкий орех, смородину,
крыжовник, а на оголенных скалах, напоминающих застывшие водопады, - малину.
И какая же вкусная здесь малина! Возьмешь в рот ягоду - и кажется, будто
вернулась к тебе молодость, столько в этой малине и свежести, и
божественного аромата.
Старик стоял и смотрел. Да, здесь он еще видел ясно и далеко перед
собой, но на створке уже не мог различить узора, выходившего прямо из-под
руки. Он опустился на камень и снял свою папаху сур-бухара[6], обнажив
бритую седую голову. Легкий прохладный ветерок скользнул по теплой макушке.
День стоял погожий, дышалось легко. В такие дни человеку кажется, будто
можно жить, питаясь лишь воздухом этих альпийских высот, запахами трав и
альпийской розы, чьи цветы рассеяны по лугам золотистыми медальонами...
Был полдень, но духоты не чувствовалось. Прохладный ветерок - кубачинцы
ласково называют его Цуэри - проникал в грудь каким-то волшебным бальзамом.
И хотелось думать о чем-то высоком, хотелось молчать и грустить, глядя на
прекрасную и величественную природу, вечно обновляющиеся луга; неподвижные
горы, будто охраняющие какую-то тайну...
Над скалами летел орел, тяжело шевеля крылами, изрешеченными временем и
оттого похожими на полки для хлеба в саклях кубачинцев. Было видно - на
таких крыльях большой птице нелегко держаться в воздухе. "Такой же старик,
как и я", - подумал Уста-Хабиб и вздохнул. С этого момента он уже не мог
оторвать взгляда от птицы. Грязно-серого цвета, она медленно снижалась, и
вдруг, сложив крылья, орел камнем бросился вниз. Уста-Хабиб вскочил и
взобрался на пригорок. Оттуда он успел увидеть, как из-под когтей некогда
могучего орла вырвалась куропатка и с отчаянным писком бросилась в кусты.
Орел, неуклюже распластавшись, беспомощно лежал на камнях. "Счастье твое,
что на старика напоролась", - мысленно поздравил Уста-Хабиб куропатку и сам
удивился своей непонятно откуда взявшейся радости.
Натужно замахав немощными крылами, старик-орел наконец поднялся в
воздух и, набрав высоту, полетел как раз в ту сторону, откуда за ним
наблюдал обуреваемый странно противоречивыми чувствами старик-мастер.
Расстояние между ними медленно сокращалось, и когда человек уже не мог
различить тусклый взгляд птицы, орел вдруг, будто ткнувшись в невидимое
препятствие, резко свернул в сторону - Уста-Хабиб сообразил, куда тот летит:
на картофельное поле, где гуляет курица с цыплятами. Орел на миг