"Ахмедхан Абу-Бакар. Кубачинские рассказы" - читать интересную книгу автора

Некоторое время человек шел молча, собираясь с мыслями, потом
продолжал:
- В то время я строил саклю Хаджи-Бахмуду в ауле Киша, что за Двурогой
скалой. Не хотел я идти работать в тот аул. Однако Хаджи-Бахмуд заманил;
зная мою слабую струнку, набавил рубль. А кто же не любит лишнего рубля? Тем
более если ты молод, подумываешь о женитьбе, о будущей семье, о собственном
очаге. Вот и пошел я в аул Киша. Я уже клал арочные камни над окном, когда к
старенькой сакле Хаджи-Бахмуда подкатила машина. Из нее выпорхнула легкая,
стройная девушка в цветной косынке и с маленьким чемоданчиком в руке. Это
была дочка Хаджи-Бахмуда Саидат. Она была так хороша, так светла и воздушна,
что я на минуту забыл про дом, про камни, которые надо класть в арку, про
себя. Я, наверное, показался ей смешным, растерянным: она звонко
рассмеялась. Обидеться бы на это, а я, наоборот, обрадовался ее смеху, она
показалась мне еще красивее. Поверь, дружок, - и человек чуть наклонился к
своему доверчивому спутнику, - иной раз достаточно одного взгляда, чтобы
человек сразу стал другим. Мы обменялись взглядами, и я решил... Я
поклялся - она будет моей женой. Ой, как заартачился Хаджи-Бахмуд, когда я
попросил руку дочери. "Ты ей не пара! - кричал он. - Она засватана за
другого!" Видно, и я был не плох собой, если студентка пошла навстречу
каменщику. Вот так-то, дружок. Сыграли мы свадьбу. А потом я переселился в
эти места - в здешнюю больницу получила назначение моя Саидат. Механизатором
стал я тут, школу специальную окончил. Летом растил хлеб, зимой кузнечил.
Да, да, кузнечил. Да еще как! - И человек, незаметно для себя, пустился в
рассуждения. - Как же не стать кузнецом, если то одна деталь износится, то
другая. Чтоб достать новую, нужен блат, или вези баранью тушу заведующему
складом "Сельхозтехники". Ох уж эти мне заведующие... Куда ни шло - отвезти
тушу кунаку. А тут ведь государственный человек. Хватает без зазрения
совести. Только и норовит сбыть "налево", поднажиться. Не все, конечно,
такие, и власть наказывает их, но все же водятся. А я по-своему стал с ними
бороться: сам стал ковать детали. По душе пришлось мне это занятие. И сына я
мечтал научить этому. - Человек остановился, перевел дыхание, отер платком
лицо. - Но нет теперь моего Абдул-Азиза, нет Саидат. Осиротел я. И тебя
встретил - горемычного. Разные мы с тобой, а горе одинаковое. Что же нам
делать? Почему ты молчишь? - Медвежонок заскулил и стал тереться мордой о
ногу Али-Булата. - Тяжело тебе, и чувствую: что-то сказать хочешь. Но что ты
скажешь! Ты мал, несмышленыш. Ты ничего не видел в жизни. Родился ты в
темной берлоге и этой весной впервые увидел солнце. Не успел как следует
порезвиться, порадоваться и... тяжело тебе.
Тучи обложили все небо. Ни одной звездочки. Темень. Громыхнул и
тысячами эхо покатился по ущельям гром. Рванул ветер. Затрещали вековые
орешины. "А ведь оно так и должно быть, - подумал человек. - Вслед за
землетрясениями спешат ливни. Надо укрыться где-то".
Человек и зверь спешили. Спускаясь с плато, они увидели огни. Там
найдется добрая душа, приютит.
Человек человека приютит. А зверя?
- Может, нам расстаться, дружок? - Али-Булат поднял медвежонка,
различил его темные пуговки-глаза. Они по-прежнему молили... И человек уже в
который раз прижал зверька к груди. - Дрожишь. Нельзя тебе одному. Пойдем.
Вошли в аул. Али-Булат постучал в калитку крайней сакли. Калитка
заскрипела, и перед путниками появился человек огромного роста,