"Сергей Абрамов. Потому что потому (Авт.сб. "Требуется чудо")" - читать интересную книгу автора

дуйте отсюда пулей. И чтобы я вас больше не видел. Понятно объясняю?
- Куда как! - усмехнулся "адидас"-один. - Мы, конечно, уйдем. Сейчас.
Мы уважаем творчество. В данный момент. Но момент, как вам должно быть
известно, течет. А нас много. И мы разные. Вообще.
Это была угроза, а угроз Вадим не боялся. Он себя слабаком не считал:
рост - метр восемьдесят, руки-ноги на месте, в юности самбо всерьез
занимался, да и сейчас в форме. Угрозы ему - семечки, он от них еще больше
зверел, бывало - давным-давно, в дворовых драках - даже контроль над собой
терял, если кто ненароком вмазывал ему по-больному...
Он резко шагнул к парням, сжимая в кулаке бесполезную, бессмысленную
сейчас кисть.
- А ну...
"Адидас"-один поднял руки, словно сдаваясь:
- Уходим. Творите, товарищ Айвазовский... Они пошли прочь, не
оборачиваясь, ни черта не боясь, конечно, а только не желая драки с
пожилым - для них! - психопатом, шли, покачиваясь на длинных ломких ногах,
выпрямив плоские спины, и соплячок в ковбойке в меру сил подражал их
походке, а девица плыла впереди, волосы на спину вернула, и они мотались
конским хвостом в такт шагам, и Вадим, остывая, невольно залюбовался
"великолепной четверкой", улыбнулся даже.
И зря. Потому что "адидас"-один - самый, видать, разговорчивый у них -
все-таки оглянулся, бросил на ходу:
- Я сказал: нас много, Куинджи...


Но злость у Вадима уже прошла. И не гнаться же за ними в конце концов,
не ронять достоинство, с годами утвержденное. Однако, грамотные,
негодяи... Пальца в рот не клади: оттяпают без стеснения.
Вадим собирал краски, кисти, складывал этюдник, вспоминал: а он каким
был в их годы?
Ходил во Дворец пионеров, в студию живописи, мечтал о лаврах Куинджи, к
примеру. Или Айвазовского. Незаменимо рисовал школьную стенгазету. Что
еще? Ну учился вроде ничего себе: без троек. А еще? А еще гонял на
дворовом пустыре мяч, пугал улюлюканьем влюбленных - вечерами, на
обрывистом склоне к Москве-реке, поросшем лебедой и вонючим пиретрумом,
дрался "до первой кровянки", или, как тогда называлось, "стыкался". Нет,
не сахар был, не конфетка "Счастливое детство" - давняя, забытая,
сладкая-пресладкая, с белой тянучей начинкой...
Или вот еще: привязывали кошелек на ниточку, выбрасывали на тротуар,
прятались в арке ворот: кто купится?.. Или прибили калоши математика к
паркетному полу в раздевалке...
Ах, сколько всего было!..
Улыбался умиротворенно, шагал к даче, перебросив этюдник через плечо.
Вспоминал разнеженно...
Вот только джинсов у него не было, и ни у кого из приятелей - тоже, а
имелись сатиновые шаровары, схваченные резинкой у щиколотки, а позже -
предел мечтаний! - узкие штаны на штрипках из бумажного непрочного
трикотажа, желательно черные. И кеды. И что с того? Джинсы, что ли, портят
человека? Чушь! Джинсы ни при чем. Вещь удобная, красивая, крепкая.
Родители у этих близнят, вероятно, в загранку ездят, одевают чадушек по