"Сергей Абрамов. Как хорошо быть генералом (Авт.сб. "Требуется чудо")" - читать интересную книгу автора

некий душевный дискомфорт, некое легкое депрессивное состояние, вызванное
в последние месяцы как раз излишним напряжением души и мысли, излишним,
значит, перенапрягом за письменным столом, будь он проклят, любимый. В
самом деле, не без _умиления_ признался себе Истомин, ведь ты только за
столом и перенапрягаешься, только чистый лист бумаги и вызывает у тебя
разного рода страсти, но все они, сэр писатель, _умозрительны_, ибо не
подкреплены страстями реальными, взаправдашними. Холоден ты, корил себя
Истомин, аки лягушка... нет, лучше змея, кобра или гюрза...
Строг к собственной персоне писатель Истомин, ох как строг! Но, если
вглядеться, за этой внешней строгостью легко проглядывало милое кокетство
горячо любящего себя человека. Вот с мерзкой лягушкой, с зеленой тварью
сравниваться не захотел, предпочел благородный холод змеиного тела,
длинного и элегантного, хотя на чей-то взгляд тоже премерзкого.


Истомин передвинул рычажок на рулевой колонке, на ветровое стекло
брызнули два водяных фонтанчика, а резиновые фиатовские щетки смыли с него
расплющенные в слишком свободном полете тела мелких насекомых.


Но будем справедливыми: Истомин все про себя знал, все свои недостатки
изучил на жизненном опыте, и когда жена либо иные знакомые
представительницы прекрасного пола начинали ему их перечислять, то
Истомину становилось скучно: ладно бы что-то новенькое, а то ведь все
давно известно. Другое дело, что, любя себя, извините за невольную рифму,
Истомин нежно любил и собственные недостатки. Какой-то классик утверждал,
что любовь - коли это и вправду любовь - не терпит оговорок. Если ты
говоришь, что безумно любишь женщину, но тебе очень не нравится... что?..
ее левый глаз, например, то это, простите, никакая не любовь, а одно
притворство. Раз уж любишь, то никакой глаз любви не помеха.
Истомин был согласен с классиком.
Видимо, поэтому, знакомясь с женщинами, он немедленно искал в их облике
или в их поведении этот самый, говоря образно, левый глаз, искал и,
естественно, находил - кто без недостатков, поднимите руку! - и только что
родившийся роман, а точнее, новеллка немедленно устремлялась к логическому
финалу, к последнему "прости", к банальному "прощай". Призрак левого глаза
прямо-таки парил над недлинными отношениями Истомина с дамами, и это, к
слову, тоже входило в большой комплекс любви к самому себе. Безгранично
любить еще кого-то, считал Истомин, - значит распылять силы, подрывать
здоровый дух в пока что здоровом теле. И такое ровное и мягкое отношение к
героиням помянутых новеллок рождало спокойствие, логикой отмеренный
уровень страстей, а стало быть, и безвзрывный исход. Никто из однажды
покинутых дам на Истомина не обижался, глупых сцен не устраивал, более
того, многие продолжали невинно дружить с ним, а особо тактичные даже
становились друзьями дома.
- Ты анестезиолог расставаний, - сказала ему как-то одна прелестная и,
заметим, афористичная особа.
И он принял на вооружение удачный термин и при случае употреблял его -
не в оправдание собственной тактики, упаси Боже, но в утверждении оной.