"Федор Александрович Абрамов. Пути-перепутья ("Пряслины" #3) " - читать интересную книгу автора

точь-в-точь как Чугаретти, с ударением на последнем слоге.
Петр Житов вопросительно поднял бровь:
- У нас воры? Где у нас воры?
- В колхозе. Я вот только что по Синельге проехал - кто-то в колхозные
сена к нам залез.
Лукашину нелегко дались эти слова, ибо он знал, не хуже своей жены
знал, что колхозники на дальних сенокосах всегда подкашивают для себя. И так
делается во всех колхозах. Но раз уж замахнулся - бей. И он закончил:
- Чуть ли не под каждой елью стожок!
Петр Житов - совсем не похоже на него - как-то неуверенно поглядел на
своих притихших мальчиков, как он часто называл своих работяг, затем
примирительно сказал:
- Что-то путаешь, товарищ Лукашин. Кто полезет в колхозные сена...
Мстительная, прямо-таки головокружительная радость охватила Лукашина -
настала его пора торжествовать. Хватит, помотали они ему нервы, посмотрим,
какие нервы у вас.
Он поднял высоко голову, сказал:
- Ничего не путаю, товарищ Житов. На днях пошлем специальную комиссию.
Сзади, за спиной Лукашина, громко всхрапывал, булькая горлом, вконец
упившийся Ефимко - всегда одним у него кончается, - и Лукашин не к его храпу
прислушивался вдруг каким-то обострившимся в эту минуту слухом. Он
прислушивался к реке, к ее спокойным, затихающим всплескам внизу, за
увалом, - кажется, хороший день будет завтра, - прислушивался к ровному
гудению костра, на который караульщик только что бросил несколько жарких
сосновых полешек, и еще он прислушивался к шагам на лугу. Кто-то скорее
всего жена одного из этих мужиков - шел сюда. И мысленно он уже представлял
себе, какой сейчас концерт у них начнется, - крепко выдают бабы своим мужьям
за эти выпивки на берегу. Потому что иной раз мужиков так закрутит, что не
то чтобы домой какой рубль принести, а еще в долг залезают.
Из-за штабеля мешков с мукой вышла Анфиса.

3

Лукашин понимал, зачем притащилась его благоверная: ради него. Ради
того, чтобы он не наломал дров, не разругался совсем с мужиками. И вообще,
все эти пять лет, что они живут вместе, он только и слышит дома: "Иван,
полегче? Иван, потише! Иван, не наступай, бога ради, на больные мозоли
людям..."
Но дома - пускай: жена. Да еще и жена неглупая - сама сколько лет
колхозом правила. Но она ведь и на людях стала наставлять его.
В прошлом году он застукал на молотилке двух баб - в валенки жита
насыпали. ЧП. По существу, под суд надо отдавать, а она, только начал он их
пушить, тут как тут со своей заступой: "Давай дак, председатель, зерно не
солома. Большую ли ему щель надо, чтобы закатиться". В общем, подсказала
бабам, как вывернуться, а его самого просто в дураках оставила.
То же самое в этом году. Пустяк, конечно, - рукавица семян, которую
Клавдия Лобанова отсыпала на поле во время сева. Но ведь не прижать как
следует Клавдию - весь колхоз растащат! Не дала. Запричитала насчет голодных
ребятишек - вой кругом поднялся. "Да пойми ты раз навсегда, - втолковывал он
ей дома, - в какое ты меня положение ставишь! Ведь я в глазах колхозников