"Дэниел Абрахам. Предательство среди зимы ("Суровая расплата" #2)" - читать интересную книгу авторасобственный зад, неуклюже растопырив ноги. Семай подождал, пока камень не
затвердеет снова, и позволил уму вернуться в обычное состояние. Буря - Размягченный Камень - стала сильнее и ощутимее, будто вспухшая кожа вокруг царапины. Однако Семай знал: как и припухлость, буря вскоре сойдет на нет. - Пойдем, - сказал Семай, - пока я совсем не расшалился. Андат не ответил, и Семай двинулся впереди него по темному саду. Какое-то время до них еще доносилась музыка, а потом стихла. Вдали от печей и танцев стало зябко, хоть и не по-настоящему холодно. Зато казались ярче звезды и луна - серебристый серп с черным отпечатком пальца на небосклоне. Семай и андат оставили позади храм и расчетный дом, баню и Великую башню. Андат свернул вбок. Семай за ним не последовал. Размягченный Камень принял позу вопроса. - Ты разве не туда идешь? Семай подумал и улыбнулся. - Пожалуй, туда! - Вместе с плененным духом он направился по извилистой дороге к широким ступеням в библиотеку. Огромные каменные двери оказались заперты изнутри. Тогда Семай обошел здание по узкой щебенчатой тропке вдоль стены. В окнах Баарафа горела не только ночная свеча, но и обычная. Несмотря на поздний час, библиотекарь не спал. Семай потряс за плечо старого раба, дремавшего у двери. Раб проснулся, сходил в покои хозяина и провел поэта к нему. У Баарафа пахло застарелым вином и сандаловой смолой, которую он жег у себя в жаровне. Столы и диваны покрывал сплошной слой книг и свитков; на всех подушках красовались чернильные пятна. Баараф, одетый в темно-красные одежды из толстой, как гобелен, ткани, встал из-за стола и принял позу - Семай-тя, чем обязан такой честью? Семай нахмурился. - Ты на меня зол? - Отнюдь, о великий поэт! Как смеет презренный книжный червь питать злобу к столь высокопоставленной персоне? - Боги! - воскликнул Семай, сгребая стопку бумаг со стула. - Понятия не имею, Баараф-кя. Сам скажи. - "Кя"? Ты со мной слишком фамильярен, о великий поэт. На твоем месте я бы не намекал на тесную дружбу с недостойным человеком. - Ты прав, - сказал Семай и сел. - Я пытался тебе польстить. Сработало? - Лучше бы вина принес, - буркнул толстяк и тоже сел. Притворная вежливость уступила место обиде. - И пришел бы в такой час, когда принято обсуждать дела у нормальных людей. Что ты носишься по ночам, как очумелый заяц? - В беседке роз устроили праздник. Я возвращался домой и заметил, что у тебя горит свет. Баараф издал нечто среднее между фырканьем и кашлем. Размягченный Камень смотрел на мраморные стены - задумчиво, как дровосек, который прикидывает, как лучше повалить дерево. Семай хмуро покосился на андата. Тот ответил жестом, более красноречивым, чем любая традиционная поза: "А я что? Он твои друг, не мой". - Я хотел спросить, как там Маати Ваупатай, - сказал Семай. - Наконец хоть одна живая душа спросила про этого приставучего и |
|
|