"Александр Абердин. Летящие по струнам - скользящие по граням" - читать интересную книгу автора

немыслимую ахинею, обвиняя нас в преступной халатности, некомпетентности и
всех прочих смертных грехах, недопустимых для космолетчиков летящих по
гравитационной струне. На голубом глазу он нес такую околесицу, что мне даже
стало стыдно за этого прекрасного пилота-финишера. В зале суда почти никого,
кроме военного прокурора, двух инженеров-гравитационщиков и еще трех
гражданских, к тому же наземников, которые сосредоточенно кивали головами
выслушиваю всю ту чушь, которую говорил наш товарищ, не было. Что-то здесь
явно было не так. Либо военное командование скрывало какие-то свои
собственные просчеты, либо тот кретин-диспетчер, который направил
здоровенный грузовик нам наперерез, имел высокопоставленных покровителей,
либо таким образом покрывалось какое-то преступление наземников. В любом
случае на мою команду было решено повесить всех собак, хотя ничего страшного
кроме того, что мой друг и однокурсник Гарик Северов мог умереть в любую
минуту, не произошло. Подумаешь, потрепало гравитационным штормом какое-то
старое корыто. Не смотря на это приговор был крайне жестоким - три
пожизненных мне, два пожизненных Малышу Джонни, по пожизненному сроку всем
остальным, присутствующим в зале, и десть лет каторги Гарику. Ну, вдобавок
ко всему нас всех лишили воинских званий, которые нам были нужны, как собаке
пятая нога, и наград.
Последнее потрясло меня больше всего. Дать десять лет каторги
умирающему парню, нашему главному энергетику, практически сгоревшему заживо
в СВЧ-зоне термоядерного реактора, сумевшему ценой полного разрушения десяти
ремонтных роботов и своей жизни отремонтировавшему реактор и спасшему нас
всех, прозвучало настоящим кощунством. По сравнению с этим меркло даже то,
что первые пятнадцать лет срока нам придется отсидеть в камерах одиночного
заключения, а сам приговор был окончательным и не подлежащим обжалованию.
Более чудовищного, несправедливого и жестокого приговора наверное не
выносилось еще никому из военных на Земле за всю ее историю. Нас попросту
решили сгноить заживо. Причем в марсианской тюрьме строгого режима для
наземников, по сути дела в аду. Гарри Берд, секретарь суда, услышав этот
приговор побледнел, как мел, и на его лбу выступили крупные капли пота. Мой
второй пилот, красавица и умница Лиззи Мак-Кинли, негромко проворчала:
- Ни хрена себе ребята дают небесам просраться.
Дик Браун по прозвищу Удача в завершении сказал:
- Господа, за все ваши тягчайшие преступления суд лишает вас последнего
слова, но оно дается вашему бывшему командиру, да, и то лишь в том случае,
если он не станет злоупотреблять нашим терпением. Мэт, ты можешь
высказаться.
Честно говоря, после всего услышанного здесь и сейчас мне не хотелось
выступать, но я все же встал, оправил на себе оранжевую арестантскую
пластиковую робу и негромко сказал:
- Дик, ты сошел с ума. Ты хоть представляешь себе, что произойдет,
когда гравилетчики узнают об этому судилище? А они ведь узнают об этом, Дик.
Кто-нибудь обязательно расскажет, почему Счастливчик Мэт, Который Всегда
Возвращается, на этот раз не вернулся из рейса вместе со всей своей командой
"Синяя птица" в то время, когда "Карфаген" успешно долетел до Луны и встал
на разгрузку пусть малость потрепанный и без десяти ремонтных роботов, из
холодных казарм вышли все остальные двенадцать команд, состоящих сплошь из
одних сосунков, а две команды, пристрастившихся к вирджсерфингу, сняли с
борта в медицинских коконах. Ну, а когда космолетчики это узнают, то они