"Александр Абердин. Летящие по струнам - скользящие по граням" - читать интересную книгу автора

ведь могут и сказать наземникам: - "Вот что, ребята, если вас Счастливчик
Мэт со своими ювелирами не устраивает, то занимайте-ка вы сами места в
креслах пилотов и других специалистов-финишеров, а мы выйдем в отставку.
Космос-генерал Браун малость изменился в лице, а попросту покраснел, и
с обидой в голосе выкрикнул:
- Ты зарываешься, Счастливчик!
Молча махнув рукой я сел на металлическую скамью подсудимых и тихо
сказал своим друзьям:
- Прощайте, ребята. Думаю, что мы больше никогда не увидимся.
Марсианская тюрьма большая, а собранные вместе, мы будем представлять из
себя для них слишком большую и явную угрозу. Простите Мэта, Который Всегда
Возвращается, что на этот раз он не довел вас до порта прибытия. Мне очень
жаль.
Мои друзья стали торопливо прощаться со мной, так как в ту стальную
клетку, в которой нас держали во время суда, въехали роботы-надзиратели и
принялись упаковывать нас в транспортировочные кресла-каталки, а с роботами
лучше не спорить. У меня еще оставалась надежда, что командование военного
космофлота, на котором лежали все космические перевозки в колонии и обратно,
решило просто пустить пыль в глаза наземникам и устроило весь этот фарс.
Увы, не тут-то было. Меня прямо из зала суда доставили в корабельную
одиночную камеру и через полчаса космический корабль, специально построенный
для перевозки особо тяжких преступников, стартовал. По нескольким десяткам
едва заметных примет я понял, что нас везут на Марс, в самую страшную из
всех тюрем всего Земного Союза, откуда невозможно бежать и откуда не
возвращаются. Это был рейс в один конец. Через сорок три часа космический
воронок совершил посадку на Марсе где-то в районе полюса, о чем мне сказало
мое внутреннее чутье на гравитационное поле и еще через два часа я оказался
в стальной камере размером три на четыре метра.
Было примерно восемь часов утра, когда пятого февраля две тысячи триста
пятьдесят седьмого года я, Матвей Иванович Бунчук, родившийся двенадцатого
января две тысячи сто шестого года, начал отбывать три пожизненных срока за
то преступление, которого не совершал и которого вообще не было. Камера мне
досталась точно такая же, как и на Плутоне - четыре тускло серые стальные
стены, откидная койка, стол с пустой полкой над ним, приделанный к
темно-зеленому стальному полу стул, душ, умывальник с зеркалом над ним,
унитаз из нержавейки и шкафчик для тюремной одежды. Из вещей у меня с собой
не было ничего, даже носового платка и я думаю, что не скоро появятся.
Официально считается, что мне двести пятьдесят один год, но это не совсем
так. В две тысячи сто тридцать первом, закончив космическую академию ВКС
Земли, я стал пилотом космического гравилета и с той поры практически живу в
космосе. За это время я провел на поверхности Земли едва ли пять лет в общей
сложности. У меня есть сын-наземник и бывшая жена, возможно внуки и
правнуки, а может быть они уже давно живут в какой-нибудь колонии. Мне, во
всяком случае, об этом неизвестно.
Мой чистый летный стаж составляет тридцать шесть лет и из них двадцать
девять я летал сначала пилотом-финишером, а последние восемнадцать
шеф-пилотом финишером. Еще пять лет я провел на разных планетах и всего
совершил за эти годы восемьдесят четыре межзвездных полета, то есть сорок
два полных рейса туда и обратно различной продолжительности. Таким образом
мой фактический возраст на сегодня составляет семьдесят один год, но из него