"Гусейн Аббасзаде. Той победной весной (Из дневника лейтенанта Гиясзаде) " - читать интересную книгу автора

ничто не отвлекало. Я раскрыл одну из тетрадей...

В ДОЖДЛИВЫЙ ДЕНЬ У ОДЕРА

Уже два дня шли непрерывные дожди, но, несмотря на несусветную мокрядь,
бои у Одера продолжались. Под яростным дождем, обрушившимся на наши головы,
на третий день мы заняли небольшую немецкую деревушку, расположенную
недалеко от границы с Чехословакией.
Из штаба полка передали приказ расположиться в уцелевших домах на
отдых. Приказ этот пришел как нельзя кстати. Уставшие за дни непрерывных
боев, промокшие до нитки, бойцы сушили одежду, курили, обсуждали
недружелюбные действия небесной канцелярии.
Мы со старшиной Папковым проверили, как устроились солдаты, я отдал
необходимые приказания младшим командирам и направился в дом, отведенный для
офицеров. Командир второго взвода младший лейтенант Саша Коневский сушил у
печки свой китель и что-то мурлыкал себе под нос.
- Что-то ты слишком быстро освоился, - пошутил я и бросил на стол свою
полевую сумку.
- Выполняю приказ командира полка, товарищ лейтенант. - Коневский с
улыбкой провел рукой по кителю. - Так промок, что не меньше суток сушить
придется.
Он придвинулся к самой дверце печки, в которой потрескивали сухие
дрова. От кителя пошел легкий пар.
И тут из соседней комнаты послышались голоса. Разговаривали по-немецки.
Это удивило меня. Обычно жители немецких деревень и городов при нашем
приближении спешили эвакуироваться и устремлялись на запад, оставляя не
только свои дома и квартиры, но и скот.
- Что такое? Кто там? - спросил я у Коневского.
- Не беспокойся. Там старуха хозяйка и ее сын.
- Сын? Молодой? - удивился я еще больше, потому как мужчин в занятых
немецких деревнях до сих пор вообще встречать не приходилось.
Коневский даже не повернул головы, продолжал смотреть на огонь.
- Трудно определить, но в возрасте. Говорят, что тяжело болен. Да не
волнуйся ты! Нам они не мешают...
Я повесил плащ на вешалку у двери и вошел в соседнюю комнату. Она была
светлей и просторней нашей. На диване, стоявшем у стены, лежал мужчина. На
вид ему можно было дать лет пятьдесят. На его вытянутом болезненном лице
остро обозначились скулы. На табурете перед ним стояла чашка кофе, лежали
три-четыре сухарика.
Увидев меня, мужчина беспокойно заворочался. Я вытащил из кармана
русско-немецкий словарик и начал перелистывать, подыскивая нужные слова.
- Дас ист зон?
- Я, я, зон! - поспешно и, как мне показалось, испуганно закивала
старуха.
Я снова посмотрел в словарик и, коверкая немецкие слова, попытался
заговорить с хозяйкой. Старуха начала что-то быстро-быстро объяснять, но из
всего ею сказанного я понял только, что у ее сына туберкулез, что в связи с
наступлением весны состояние его ухудшилось.
Пока старуха говорила, больной постанывал, иногда глубоко вздыхал. Мне
стало жалко его. Поглядев на кофе н кусочки сухарей, я вспомнил наставление