"Олег Абазин. Пришелец " - читать интересную книгу автора

баран перед новыми воротами.
Но вот дверь открылась и в палату вошла совершенно голая Инна. На теле
ее повреждений никаких не было видно. Она вошла и вид ее был такой, словно
ей что-то необходимо было захватить с собой.
- Инка, ты че? - уставились все на нее, кроме, разумеется, Нашиной.
- Девчонки, у вас бритвочка есть? - спросила она суетливым голосом.
- Да что такое? - не понимали те, - объясни ты толком.
Инга в это время, как марионетка, полезла в тумбочку, распаковала
"Gillette" и несла подруге, пока та бормотала что-то вроде, "прекрасно, но
очень тяжело со всех сторон: давит - невозможно вытерпливать".
- Молодец, Ингочка, - взяла та у нее распакованную бритву и... с
каким-то облегчением полоснула себе по венам...
- Ты че, сдурела!!! - завопила Инга сквозь взвизг всей палаты. Одна
только Маша не визжала.
Инга схватила двумя руками подругу за запястье, поливающее
темно-красной жидкостью обнаженное тело Инны. Но та вырвалась из ее рук, - у
нее еще хватало сил, - шепча, "не мешай мне, я улетаю в рай".
- Это наверняка Говлинович, - пыталась объяснить всем Наша Маша,
игнорирующая свой робкий, противный (ей самой было противнее всего мира)
голос, - он без кишков. Мне этой ночью страшный сон про него приснился, но я
не стала его рассказывать - думала не сбудется. А он - наоборот - сбылся. -
Говорила она не слышащим ее девчонкам с перекошенными от ужаса лицами. - И
он за всеми нами пришел, этот Говнович. Не надо было вчера с него трусы
снимать!


Часть вторая

18

- Не, ну ты ж знаешь весь лес! Что ты мне говорил! А теперь я не то что
опоздала на Санту-Барбару; вообще заблудились! - пилила сестра брата. -
Объехали бы на трех автобусах, как всегда...
- Я ведь не миллиардер, - попытался тот вставить хоть словечко, - на
автобусников работать! Кормить их, дармоедов!
- Жадность фраера сгубила! - затыкала она ему рот. - Никогда больше с
тобой никуда не пойду! Надо же, пошла с неудачником. Заблудились в
результате в трех соснах!!!
- Я не неудачник.
- А кто же ты! - насмехалась она над ним. - Двадцать два года, а он все
еще живет с мамой - с папой!
- Но ты-то тоже с мамой - с папой живешь, - отпарировал он.
- А мне еще девятнадцать, я еще молодая. А тебе давно уже пора.
Работаешь все на своем заводе, как придурок, и у мамы клянчишь деньги...
- Я писатель, - повторял он ей каждый раз, как она начинала его на
подобные темы доставать, - и на заводе мне удобнее работать, там часто
нечего делать и много свободного времени. А если я женюсь, то и завод
придется сменить на какую-нибудь утомительную херню, и писать некогда будет.
- Тоже мне, писака! - усмехалась она в ответ всякий раз. - Ты хоть бы
людей не смешил! Кто будет читать твои враки!?