"Елизавета Абаринова-Кожухова. Недержание истины" - читать интересную книгу автора

Дубов.
- Остановим, - пообещал Столбовой.
Между тем Святославский, бегая по сцене, пытался перекричать
фортепиано:
- Вот, господа, глядите - знаменитый Сальери играет "Мурку", чтобы не
умереть с голоду. Это ли не показатель нравственного состояния нашего
общества?.. Ну все, хватит! - неожиданно накинулся он на Щербину. - За пять
"зелененьких" и того много.
Щербина взял последний аккорд, от которого публика едва не
прослезилась, встал из-за рояля и раскланялся. Обеденный зал ответил
сдержанными аплодисментами. Происходящее на сцене все более занимало публику
- закончив обедать, многие пересаживались за столики ближе к помосту и
следили за происходящим, хотя и не все понимали, что же, собственно,
происходит.
Святославский чувствовал себя, как в лучшие годы своей режиссерской
деятельности, и это творческое опьянение, помноженное на давно забытое
внимание зрителей, заглушало даже хроническое чувство голода.
- Ну что вы стоите, словно воды в рот набравши? - вновь набросился
Святославский на Щербину. - Говорите что-нибудь!
- Что? - недоуменно переспросил Щербина.
- Что-что! Текст вы, надеюсь, помните?
- Какой текст?
- "Моцарта и Сальери", черт побери! Вот и читайте.
- Так бы сразу и говорили. - Щербина картинно облокотился на рояль и,
устремив взор куда-то в Звездную Бесконечность, принялся вещать замогильным
голосом:

- Все говорят: нет правды на земле,
Но правды нет - и выше. Для меня
Так это ясно, как простая гамма...


- Не верю! - бесцеремонно перебил Святославский. Щербина послушно
замолк. Он искренне хотел помочь режиссеру, но все не мог взять в толк, что
же тому, собственно, нужно.
- Разве это Сальери? - неожиданно обратился Святославский напрямую к
залу. - Господа, вы верите, что человек, подверженный сильным страстям,
носящий их глубоко в себе, человек, готовый отравить своего друга и собрата
по искусству, станет вот так вот бормотать что-то себе под нос?!
- Не верим! - раздалось несколько голосов.
- Вот видите! - победно обернулся Святославский к Щербине. - Мне не
верите, так вслушайтесь в глас народа!
- Но ведь я говорю так же, как на спектакле, - робко возразил Щербина.
- Разве вы не помните? Я предлагал сделать Сальери потемпераментнее, а вы
сказали, что видите его именно таким. Ну, бормочущим себе под нос.
- Ну при чем тут спектакль? - топнул ногой Святославский. - Тогда вы
были послушным исполнителем режиссерской концепции, и ничего более. А теперь
вообще забудьте о моем существовании! Тогда было искусство, игра,
лицедейство, а теперь - жизнь! Я же сказал, что сегодня не будет никакой
игры, никакого театра. Шутки в сторону, все будет по-всамделишнему! - И,