"Александр Бушков. Последняя Пасха" - читать интересную книгу автора

за другим восседала ничем не примечательная особа в штатском лет сорока,
чуток располневшая, со скучным лицом бухгалтерши. Собственно, не восседала,
а попросту пребывала - в унылом скудном интерьере.
- Здрасте, - сказал Смолин нейтральным тоном, лишенным как
подобострастия, так и напора. - Повесточка у меня тут, свидетелем к
дознавателю Кияшко...
- Я Кияшко, - скучным голосом сообщила "бухгалтерша". - Давайте... Ну
да...
И на ее физиономии отразилось еще большее уныние - от предвкушения
новой бумажной бодяги, конечно. Стол у нее и без того завален папками, из
которых, как тесто из квашни, лезли листы, листики, бланки пустые и бланки
заполненные. Устраиваясь на шатком стуле, Смолин прикинул первые
впечатления. Реальный дознаватель, как правило, и есть такая вот унылая
баба, едва виднеющаяся из-за вороха осточертевших ей бумаг. Времена нынче
спокойные и стабильные, а потому давным-давно канули в безвестность яркие
типажи прошлого царствования вроде Даши Шевчук, незабвенной Рыжей. Как-то
так получилось, что, когда пришел стабилизец, как-то скучно и незаметно
улетучилась Рыжая из органов (вряд ли по своему горячему желанию), спокойно
осела на хорошей пенсии, благо нешуточная выслуга дозволяла, - и сейчас
тихо-мирно работала у Равиля в его агентстве. Наступили времена, когда в
некоторых конторах сильные личности оказались не ко двору...
Кияшко Н. В. тем временем извлекла прекрасно знакомый Смолину по
прошлой жизни бланк протокола и нацелилась на него дешевенькой авторучкой:
- Значит, Смолин Василий Яковлевич...
- Ну, если точно, как в официальных бумагах полагается, то не Смолин, а
Гринберг, - сказал Смолин и, предупреждая вопросы, положил на стол раскрытый
на соответствующей странице паспорт. - По старой памяти меня кличут
Смолиным, но я уж семнадцать лет как Гринберг. По бывшей жене. Романтическая
была история, но рассказывать долго, да и зачем вам?
Он улыбнулся мечтательно и широко - про себя, разумеется. Все именно
так и обстояло, паспорт был самый настоящий: на соответствующей страничке
стоял штамп о заключении брака с гражданкой С. М. Гринберг, а на другой - о
расторжении брака законным образом.
Милейшей особой была Сонечка Гринберг, восторженная сионистка из
потомственных интеллигентов. Другая бы на ее месте содрала за подобную
услугу приличные бабки, а вот идеалистка Соня, всерьез проникшись житейскими
горестями утратившего все свидетельствующие о его еврействе документы В. Я.
Смолина (житейские перипетии родителей, вихри враждебные государственного
антисемитизма и все такое прочее), пошла навстречу совершенно бесплатно,
добрая душа...
Тогда, в девяностом, Смолин, как и многие, не то чтобы боялся каких-то
жутких катаклизмов на шестой части света, но всерьез задумывался: а не
пойдут ли дела так, что придется сваливать! Не хотелось ужасно (кому он был
нужен за рубежами Отечества, где в тамошний антикварный бизнес вклиниться
было невероятно трудно), но времена настали такие, что поневоле дрожь до
пяток прошибала и никто ничего не понимал...
Одним словом, тут и подвернулась Сонечка, с которой Смолин по всем
правилам расписался - при полном одобрении интеллигентных родителей, тоже
жаждавших помочь хорошему мальчику. Если бы приперло и пришлось бы вставать
на крыло, то в этом случае Маэстро успел бы поработать со смолинским