"Александр Бушков. Пиранья: первый бросок (Пиранья #0)" - читать интересную книгу автора

только собственной армии здесь не имелось, но в ней, по рассуждению, и не
было особой нужды. Военным флотом, быть может, и следовало обзавестись, но
вот бронетанковые силы на островах совершенно ни к чему, как и авиация,
любой реактивный истребитель, разгонись он чуточку, моментально выскочит
из суверенного воздушного пространства, и хорошо, если не окажется
ненароком в мадагаскарском или танзанийском...
Мазур перечитал письмо от Ани вторично, хотя, откровенно признаться, оно
этого и не заслуживало вовсе. Если честно, письмо было никакое. Писанное
доброму знакомому, и только. Ни "да", ни "нет", вообще ни единого намека
на будущий разрыв или, наоборот, освященный ЗАГСом союз, равно как ни тени
намека на то, что отправительницу и адресата все же, как ни крути,
связывают кое-какие общие воспоминания интимного характера. Парочка
дежурных ленинградских новостей, вялый интерес к тому, как проходит служба
в загадочной в/ч 25476 (для всего остального мира Мазур сейчас пребывал в
командировке где-то на Дальнем Востоке), умеренно-тепловатые пожелания
удачи... И все такое прочее. И вновь совершенно непонятно, кто же ты,
собственно говоря, такой: жених или отставной любовник. Фотографию
прислала, на фоне "зеленого джигита", сиречь Медного Всадника, но вот
черкануть на ней хотя бы пару словечек не удосужилась.
Странно, но Мазур, в общем, не ощутил ожидаемого душевного смятения,
равным образом не чувствовал тоски, уныния или чего-то схожего. То ли
устал уже пребывать в душевном раздрае, то ли в ответ на все хорошее начал
охладевать и сам. Он честно (по инерции, если совсем честно) попытался
вызвать в душе надлежащую тоску. Аня очень уж лукаво улыбалась на фоне
"зеленого джигита", очень уж ладненько обтягивал фигурку светлый плащик,
да и с теми самыми общими воспоминаниями с маху не расстанешься. Но
получалось плоховато. Чересчур уж все затянулось, настолько, что не
хотелось ни сердиться, ни тосковать...
Он все же примостил фотографию на столик, рядом с той, где Аня, в красном
купальничке, закинула руки за голову, сияя ослепительной улыбкой роковой
женщины. Выполнил некую формальность, попахивающую штампом: моряк в
дальнем плавании, далекая невеста, которая, очень может быть, и не невеста
вовсе... Хотя, когда он представил ее в той же ситуации, но с другим,
внутри явственно закипело, но это могло оказаться всего-навсего
оскорбленной гордостью былого собственника... И ведь мир не рухнет! Как
выразился бы любимый писатель, будет другая. Такая же. Или лучше. Какие
наши годы? И вообще, когда стану адмиралом, пожалеет по-настоящему, потому
что адмиралом я стану отнюдь не в шестьдесят, будем надеяться, гораздо
раньше...
В конце концов он решительно спрятал письмо в тумбочку, кое-как запихав
его в конверт, покосился на обе фотографии и, вздохнув философски, как и
полагалось настоящему мужику, направился к выходу. У самого порога
спохватился, вернулся. Надел очки с простыми стеклами, в комплекте с его
пушистой шкиперской бородушкой придававшие Мазуру вид заправского молодого
доцента, этакого вундеркинда от науки. Приказы не обсуждаются. Именно его
физиономию куратор в Ленинграде признал достойной очков и бородки, - а вот
Волчонку не повезло гораздо больше, начальство по своим неведомым
соображением велело именно ему отрастить битловские патлы, коих Волчонок
терпеть не мог, но против начальства не попрешь... Ушел в ботву, как
миленький.