"Александр Бушков. Д'Артаньян - гвардеец кардинала (Книга 2)" - читать интересную книгу автора

- Теперь о вас, шевалье... Неблагородно и неблагодарно было бы оставлять
вас без заслуженной награды. Всесторонне обдумав все, я решил, в
соответствии с вашим характером и пристрастиями, оказать вам честь...
Отныне вы - гвардеец мушкетеров кардинала.
Он замолчал. Когда пауза затянулась недопустимо долго - потому что
гасконец тщетно ждал чего-то еще, - сильные пальцы Ришелье сжали локоть
д'Артаньяна, и тот, опомнившись, рассыпался в благодарностях, как и
полагалось по этикету.
Он по-прежнему, закончив пышные цветистые изъявления благодарности и, ждал
- хотя бы сорока пистолей, черт побери! Хотя бы перстня с пальца! Не
обязательно с алмазом, лишь бы был с собственно его величества руки!
И не дождался. Король поднялся, а это означало, что аудиенция окончена, и
только деревенщина может этого не понимать...
Шагая рядом с кардиналом по длинным коридорам Лувра, д'Артаньян горестно
думал: "В самом деле, хотя бы полсотни пистолей прибавил к красному плащу,
прах меня побери! Хороша милость, нечего сказать! Конечно, красный плащ -
отличная вещь, но эту милость в состоянии оказать сам Ришелье, своей
собственной волей... Волк меня заешь, как измельчали короли! В старинные
времена, рассказывают, все было совершенно иначе. "Любезный д'Артаньян, -
сказал бы какой-нибудь старинный король вроде Карла Великого, Пипина или
Дагобера. - Жалую вас бароном, а в придачу владейте отныне всеми землями,
что простираются от той реки до той вон горы, и горе тому, кто посмеет
оспорить мою волю!" Нет, в старину люди умели одаривать по-настоящему -
зато за них и дрались, как львы! Положительно, все мельчает! И короли
тоже!"
У него даже зашевелилась еретическая мысль - а на ту ли лошадь он
поставил. Д'Артаньян тут же прогнал ее, конечно. Дело было вовсе не в
обиде на столь ничтожную награду - о награде он вообще как-то не думал,
спеша тем утром в Пале-Кардиналь.
Дело было в короле. Точнее, в полном крушении провинциальных романтических
представлений д'Артаньяна о столичном городе Париже, королевском дворце и
человеке, восседающем на троне. Жизнь не имела ничего общего с теми
красивыми картинами, что представляешь себе в гасконском захолустье.
Совсем недавно ему казалось, что всякий король невероятно мудр и
неизъяснимо справедлив, всякий наследный принц благороден и честен, всякая
королева незамутненно чиста и добра, а окружающие их сановники и министры
- сплошь светочи ума и олицетворение преданности. Ну, а если случаются
досадные исключения, то виной всему злокозненные иностранцы вроде Кончини.
Сейчас эти беарнские благоглупости рассыпались прахом. Хуже всего было,
что Рошфор оказался прав: побуждения особ королевской крови ничем по сути
не отличались от грызни Планше и его братьев за мельницу, сами эти особы
были мелкими, порой жалкими, и чем, скажите на милость, королева Франции
отличалась от распутной женушки покойного г-на Бриквиля?!
Мрачнее тучи он сел в карету рядом с кардиналом - и долго молчал, пока
Ришелье не повернулся к нему:
- Вы очень огорчены, д'Артаньян?
- С чего вы взяли, монсеньёр?
- Вы еще плохо владеете лицом, дорогой друг... Неужели вы всерьез
рассчитывали выйти из Лувра бароном или кавалером ордена Святого Духа?
- Позвольте мне быть с вами откровенным, монсеньёр, - сказал Д'Артаньян. -