"Ариэль Бюто. Самурайша" - читать интересную книгу автораоткрытыми окнами и не едят дома. Кстати, ни один из них не умеет готовить.
Они не торопятся устанавливать в квартире телефон, не наклеивают бумажку с фамилией Берней на почтовый ящик. Мосли, конечно, знает, где живут его подопечные. Когда он подсовывает под дверь предложения о концертах, Эрик изучает их, спускается вниз и звонит из телефонной будки, чтобы дать согласие. Однажды Хисако спрашивает: - Почему наш дуэт носит твое имя? - Потому что оно и твое тоже. - Ты принял решение прежде, чем попросил моей руки. - Ты не возражала. - Нет. - Почему ты ничего не сказала? - Тогда я еще была маленькой японской девочкой. Они сидят на полу, поставив между собой овальное блюдо с табуле.[6] Когда Эрик и Хисако играют или занимаются любовью, они сливаются воедино, перестают осознавать себя отдельными личностями. Но им необходимо познавать друг друга в обыденности - крупинка на подбородке Эрика, листик петрушки, застрявший между зубами Хисако, шум спущенной в туалете воды, неприятный запах изо рта по утрам, необходимость выносить мусор... одним словом, семейная жизнь. - Сейчас мы уже не можем сменить имя, это было бы рискованно, ведь нас только-только начали замечать. - Знаю. Принесешь еще бутылку? Эрик встает. Он не говорит Хисако, что она слишком много пьет, они теперь муж и жена, и каждый может прятаться за старыми как мир словами. желание познавать Хисако в повседневной жизни. Какая она, когда просыпается? Как расчесывает волосы? Как смотрит поверх пиалы с кофе? И вот она сидит перед ним по-турецки, чуть сгорбившись, лак на пальцах ног облупился, рука крепко сжимает стакан с жирным отпечатком ее губ. Изнанка божества. Он открывает вино, Хисако щелкает выключателем лампы, свет не зажигается. - Не работает, - жалобно произносит она. - Лампа ни при чем. Нам отрубили электричество. Я забыл оплатить счет. - Вот оно что... Давай я сама буду заниматься счетами. - Нет. Я все беру на себя. Твое дело - рояль! Эрик категорически не желает, чтобы его жена превращалась в домохозяйку. Он хочет, чтобы она оставалась ребенком, девочкой, избалованной, как принцесса. Растворившейся в дуэте Берней. * * * Стоило им написать свое имя на почтовом ящике, и на них обрушился ворох желтых конвертов со счетами и заказными письмами. Эрику лень вскрывать конверты, они так и валяются на столике в прихожей. "Мы - дети, - важно заявляет он, - нам чужд мир счетов и контрактов". Эрик и впрямь ведет себя, как неразумный младенец: может надеть носки разного цвета, заблудиться на Монмартре, заснуть средь бела дня. |
|
|