"Михаил Бутов. Известь" - читать интересную книгу автора

- Раздевайтесь, все! - приказал подпоручик и повел стволом. - Ну,
живее!
- Но как же, - запротестовал юнкер. - Приказано в штаб. Восемь верст.
- Ничего, доберутся. Если уж сюда добрались...
Почуяв смертный ветер, немчины теснее прижимались друг к другу. Тот,
что был выше других, быстро тараторил что-то и умоляюще заламывал руки.
Выглядело театрально, даже смешно. Закревский тряхнул его несколько раз за
ворот, выпрастывая из тулупа. Остальные, уразумев, что от них требуется,
торопливо снимали свои и протягивали вперед, улыбаясь с робкой на-деждой.
- Валенки, валенки давай тоже! - крикнули из толпы.
Где-то за их головами юнкер узрел подмогу.
- Господин полковник! Здесь...
...Теперь, вытянувшись в чистенькой вдовьей хате на широкой,
пост-ланной мехом лавке, Лампе в подробностях вспоминал сцену и тем, как
держал себя, остался в результате доволен. Привычка оглядываться - тем более
задним числом - на то, как смотришься со стороны, есть качество школярское,
но Лампе словно играл с собой, получая удовольствие от самого осознания
этого школярства, ибо научился за три года фронта пониманию, что даже игра в
нечто довоенное становится здесь ценнее многого, может быть - всего...
Полковник врезался на лошади в толпу корниловцев - черно-красные и
серебряные погоны раздались в стороны.
- Прекратить! Подпоручик, прекратите немедленно!
Штабной полковник, артиллерист. Лампе и фамилии его не знал. Белый
конь. И адъютант в наличии, гарцует чуть позади.
- Штабс-капитан! Извольте приказать своим людям...
Лампе опустил глаза. Сапоги у полковника сияюще-новенькие, навер-няка с
мехом внутри. У Закревского хотя и целые (многие завидуют), но летние,
тонкие. Обе ступни обморожены под Чалтырью. Но об этом, само собой,
артиллерийский полковник знать не обязан.
Еще на прошлой, такой обыкновенной, войне, где врага определяла все-го
лишь речь, Лампе научился оставаться равнодушным к подобного рода
несоответствиям. Не то чтобы смирился, не считал уже, что нравственного
оправдания такому положению вещей нет и быть не может, - просто понял, что
причины его слишком ясны, чтобы заставлять мысль постоянно на них
спотыкаться, и обуздал эмоции грубой рациональностью, к нравственности не
имеющей отношения. Но сегодня, оттого, быть может, что в глубине души он
никак не мог простить себе пережитого в недавнем бою страха, злость
прорвалась, выплеснулась за барьеры, которые обычно он ставил ей так умело,
и искала выхода.
Лампе пожал плечами.
- Мне, господин полковник, завтра с ними в цепь идти. Так что - не
считаю возможным. Извольте сами, если...
Остановился, проверяя, в силах ли сдержаться. Вполне.
- ...если достанет наглости.
Даже лошадь под полковником замерла. Но самый чопорный генерал и то
будет знать, если нюхал порох вплотную, что человек, только что вышедший из
боя, заключен в кокон особого пространства, где дозволено куда больше, чем в
повседневности. К тому же оценивающий взгляд Лампе полковник перехватил.
Потому, должно быть, в конце концов только и процедил сквозь зубы, для ушей
штабс-капитана единственно: