"Василь Быков. Публицистика" - читать интересную книгу автора

реально, все же остальное состоит из домыслов, описаний, все тех же
диалогов и внутренних монологов, заполняющих страницы и главы. Опять как в
романах, как в художественной литературе. Но кому нужна эта
художественность, ради которой попирается главное и, может, единственное
достоинство этого рода литературы - правда.
Впрочем, это элементарно и давно известие. Тем более что у нас есть и
примеры другого рода, замечательные примеры высокого документализма и
самой высокой гражданственности; здесь уместно вспомнить творчество, да и
всю жизнь незабвенного Сергея Сергеевича Смирнова. Его книги способны
стать образцом, примером для подражания последующих поколений
писателей-документалистов. Или же "Блокадная книга" Адамовича и Гранина,
где все - факт, жизнь, судьба, уже принадлежащие истории. Трагической
странице нашей с вами истории.
Тот же Виктор Астафьев писал недавно: "Думаю, все лучшее в литературе о
войне создано теми, кто воевал на передовой". В общем, это справедливо,
хотя я бы не стал утверждать столь категорично, соглашаясь, однако, с той
частью его утверждения, что личный опыт войны здесь незаменим. Вся беда
литературы второго сорта как раз и заключается в отсутствии определенного
личного опыта у одних авторов и в попрании этого опыта теми, у кого он
есть, в уходе за его пределы, я бы сказал, за пределы какого бы то ни было
опыта в область сочинительства, приблизительности и - неправды. И потому
такая литература, с каким бы изяществом она ни была создана, неприемлема
по своей сути: она не прибавляет ничего к познанию и осмыслению духа
войны, а уводит читателя в область мифов, ортодоксии и домыслов. Во всяком
другом случае, может быть, об этом и не следовало бы говорить, но прошлая
война для нас, как недавно писал Евтушенко, слишком сокровенная тема,
прикасаться к которой надобно с ясным сознанием огромной ответственности:
под ней море народной крови. И приходится только сожалеть, что те, кто
имеет недюжинный опыт и мог бы сказать о ней сокровенное слово,
предпочитают молчать. Мы знаем мемуары, где умолчено о действительно
важном, опущено все существенное, взамен чего книжные страницы заняты
малозначащими подробностями вроде забытой по рассеянности карты, едва не
ставшей причиной самого драматического переживания за всю войну. А старый
маршал по дороге на фронт, куда он едет координировать действия войск,
думаете, о чем ведет разговор с подчиненными? О русском балете, знатоком и
любителем которого он является. Впрочем, возможно, я ошибаюсь: возможно,
это о многом говорящие подробности.
Виктор Астафьев прав: память человеческая избирательна и любит
приятное. К старости все трудное видится в ином свете, нежели тот, что
освещал муки, кровь и страдания в годы военной молодости. Задним числом
кому не хочется видеть себя героем? Это понятно и извинительно для всякого
стареющего человека, но не для литературы. Литература не имеет права на
старость и должна все помнить в подробностях, в первозданности, не
упускать ничего.
Не знаю, устала ли военная проза или просто у нее небольшой,
десятиминутный привал на ее долгом пути. Как знать? Кто на войне спрашивал
солдата об его усталости: солдат всегда готов был к подвигу и к смерти.
Так же и военная проза. Пути и возможности ее неисповедимы. Когда,
казалось бы, тема партизанской борьбы с фашизмом была до основания
отработала искусством, создана огромная галерея самоотверженных парней,