"Андрей Быстров. Эффект проникновения [F]" - читать интересную книгу авторапластине вид экзотической новогодней игрушки, возникают не в результате
отражения и поглощения лучей, а существуют сами по себе, живут своей таинственной жизнью. Налюбовавшись игрой света в кристаллах, Тагилов вынул пластину из футляра и перевернул. Оборотная сторона была гладкой, темно-синего цвета, и только в середине выделялись два обведенных золотистыми нитями овала - как раз таких размеров, чтобы в них умещались подушечки указательного и среднего пальцев взрослого мужчины. Тагилов коснулся лишь правого овала указательным пальцем. Послышался высокий звук, напоминающий комариный писк, и сотни крохотных фиолетовых искр пробежали по кисти руки генерала. Он испытал что-то вроде слабого электрического удара, но ощущение не было неприятным. Напротив, оно несло с собой легкую эйфорию, которую невольно хотелось продлить. Тагилов знал, что так будет, он проводил подобные эксперименты и раньше, но каждый раз поражался тому, как сразу и неудержимо приходит это странное чувство, которому трудно противостоять, - так пламя пожара охватывает сухой лес. Разум генерала был достаточно гибким, чтобы принять реальность как должное, какой бы невероятной она ни казалась поначалу, и недостаточно, чтобы осмыслить ее до конца. То, что он видел перед собой, равно как и то, что он ощущал, являлось для него чудом за гранью рационального понимания, но чудом, которое можно приручить, заставить служить себе. Поэтому Тагилов держал эмоции под контролем. В конце концов, если он садится за руль автомобиля, ему необязательно знать принцип работы двигателя внутреннего сгорания. Отдернув руку, Тагилов вернул пластину в футляр, захлопнул крышку и - Пойду навещу ваших ассистентов, профессор, - сухо сказал он. - А вы заканчивайте упаковываться. Он ушел. Профессор Грановский опустился в продавленное кресло в углу, зажег папиросу. Курил он довольно редко, но сейчас просто не мог обойтись без порции никотина. Когда профессор заявил Тагилову, что не меньше генерала предан делу партии и социализма, он не лгал. Задолго до революции московский студент Сергей Грановский заразился экстремистскими идеями - не настолько, чтобы размахивать красными флагами на улицах, но все же прятал у себя от полиции бородатых борцов за народное счастье. Тогдашние власти, либеральные сверх меры, сквозь пальцы смотрели на шалости одного из самых многообещающих молодых физиков России. После семнадцатого года судьба Грановского складывалась в основном благополучно - он не бедствовал, не голодал, ему создавали условия, предоставляли все возможности для работы. И все же в тридцать седьмом он избежал ареста лишь благодаря личному покровительству могущественного генерала Тагилова. За что его намеревались арестовать? Да ни за что, подобно сотням других выдающихся российских ученых. Слепая логика абсурда. Впрочем, "Физико-техническая лаборатория N_1б", где он работал теперь, мало чем отличалась от тюремной шарашки. Да, профессор свято верил, что трудится ради так называемого светлого будущего, но... "Общее собрание назначено на девять утра"... Господи, мысленно взмолился неверующий Грановский. Неужели нет другого выхода?! Он знал основополагающий принцип коммунистической морали, блестяще сформулированный Алексеем Толстым в "Гиперболоиде инженера Гарина": "Все, |
|
|