"Ирина Быстрова. Всему свое время " - читать интересную книгу автора

оживлялись робкими вкраплениями Марусиных размышлений о жизни. Размышления
эти в большинстве своем были невеселыми и в основном состояли из жалоб на
Петечку. Машка жаловалась, не делая из этого никаких выводов, а просто тихо
поскуливая.
Меня поначалу это безумно раздражало, и в ответных письмах я
обрушивалась на нее в резких выражениях, стремясь открыть глаза на ужасающую
бессмысленность ее существования и подвигнуть к переменам.
Став старше, я несколько поубавила свою непримиримость, перестав
смущать Машкин покой революционными призывами. В своих посланиях старалась
щадить ее: меньше рассказывать о своих успехах, больше внушать, что жизнь
еще не прожита и что в любой ситуации есть свои прелести, которые следует
открывать и пестовать в себе. Да, благодарно отвечала мне Машка,
действительно, это дар божий, что в наши смутные времена у нее прочная
семья, замечательные дети, достаток и верный муж, который так ревностно
блюдет семейные приличия.
"Ну а что еще ему остается делать? - думалось мне. - Он бы, может, и
рад тебе изменить, да ни рожей, ни темпераментом не вышел. Хорошо, что хоть
в этом Машке повезло. Было бы несправедливо, если бы она совсем ничего не
получила от этого брака".
На четвертый день Машкиного пребывания у меня я не выдержала. Не могла
больше слушать всю ту муть, которая сыпалась из Маруси. Не буду язвить,
решила я, ни намека по поводу Петечки и прочих составляющих ее жизни, но,
была не была, все-таки просвещу Марусю относительно того, что творится
вокруг. Ничего это не изменит, но мы хотя бы проведем время не за
обсуждением самых удачных способов закатки баклажанов. И я перехватила
инициативу в разговоре. Машке не оставалось ничего другого, как слушать,
потому что, если я начинала говорить, меня уже было не остановить.
А Марьяна оказалась удивительным слушателем. Почему-то раньше я этого
не замечала. Или она развила эту способность, уже будучи замужем за
Петюником? Мало того, она еще и по ходу дела задавала толковые вопросы.
Кивала, реагировала, всем своим видом выражая готовность впитать каждое мое
слово, - словом, делала все, что настойчиво советуют в книгах на тему "Как
обаять собеседника". И при этом я была полностью уверена, что она ни
малейшего представления не имеет о существовании подобных книг, в отличие от
моих многочисленных продвинутых знакомых, читающих эти книги пачками, но это
нисколько не отражается на их дальнейшей жизни.
Марусе бы в профессию, где главное - выслушивать клиента. Ей бы цены не
было. А ведь она вообще не бесталанна. Просто все это было слишком давно.
Но я ничего не сказала ей об этом. Ни к чему. Только покой смущать.
И вот я стояла во Внукове, смотрела ей вслед. Машка шла к выходу на
посадку, с трудом неся тяжелую сумку, нагруженную подарками для всей семьи.
Вот она повернулась и помахала мне еще раз. И исчезла за стеклянной дверью.

Маруся

Наконец-то мы взлетаем. Уфф, не люблю это мгновение. Уши закладывает и
немного мутит. Наверное, потому, что летаю я очень редко.
- Вы хорошо переносите полеты?
Я повернула голову вправо. Моя соседка, женщина лет 25-26, сидевшая у
окна, с улыбкой смотрела на меня. Открытое лицо, пышные длинные каштановые