"Патриция Кэбот. Эти синие глаза " - читать интересную книгу автора

заметен в окнах "Истерзанного зайца", он мог бы зайти туда и налить себе
стаканчик виски. Дверь легко бы открылась. Никто в Лайминге не запирал
дверей, кроме Бренны Доннегал, да и то запирала она только одну загадочную
комнату. Теперь к этому стал прибегать из предосторожности и сам Рейли, он
запирал двери амбулатории, потому что там хранились опасные препараты.
Но если бы он вошел в двери "Истерзанного зайца", он мог бы там
наткнуться на Сэмюэля Макгрегора, напившегося до бесчувствия при известии о
том, что его сын пережил хирургическую операцию.
Женщины остались с Бесси Макгрегор, отказывавшейся покинуть
амбулаторию, пока ее сын не придет в чувство.
Чего Бесси не знала и чего Рейли не решился ей сообщить, - так это то,
что ее сын мог не проснуться вообще. Чем больше он лежал, погруженный в это
неподвижное молчание, похожее на смерть, абсолютно нечувствительный к тому,
что мать, сидевшая у его изголовья, поглаживала его руку, а у изножья узкой
постели пристроилась верная собака, тем, как казалось Рейли, оставалось
меньше надежды на то, что мальчик очнется.
Но об этом Рейли не сообщил никому. Единственному лицу, кто не нуждался
в объяснениях, кто еще оставался в комнате и не разделял всеобщего
ликования, узнав, что мальчик не умер во время операции, Рейли тоже не стал
ничего говорить. Бренна и так понимала: то, что Хемиш еще жив, не дает
уверенности, что он переживет ночь. Но она старалась не показывать своих
чувств и держалась бодро.
Рейли не мог больше выносить страдальческого вида матери мальчика и
вышел подышать свежим воздухом.
Он стоял на пирсе, том самом, на котором шесть недель назад пытался
привести в чувство паромщика Стабена.
Сегодня было намного теплее, чем тогда. И он спокойно мог стоять без
плаща, не страдая от холода. Но, мрачно размышлял он, погода была
единственным, что изменилось с той ночи.
Его чувства к Лаймингу претерпели серьезные изменения еще до
несчастного случая с Хемишем. Он вопреки ожиданиям не нашел себе места на
острове Скай. Да, у него была амбулатория. Он помог принять роды и
посоветовал давать теплое сусло курице. Но этим его достижения и
ограничивались.
Если, конечно, не считать сегодняшнего дня, который мог стать успешным,
потому что без его операции мальчик умер бы наверняка.
Теперь он понимал, что совершил ошибку. Ему не следовало покидать
Лондон, где ему не пришлось бы производить более серьезной операции, чем
удаление родинки. Возможно, Бренна была права и люди его круга, его коллеги,
занимавшиеся медициной ради забавы, не заслуживали медицинской лицензии.
Возможно, ему следовало оставаться "маркизом-доктором". Тогда Кристина,
вероятно, не разорвала бы их помолвку. То, что он не допускал, чтобы
пациенты именовали его милордом, беспокоило ее гораздо больше, чем то, что
он выпивал по стакану виски в день...
И поэтому, естественно, он никогда не мог бы жениться на ней.
Пораженный этой мыслью, он вздрогнул. О Господи! Что это с ним?
Сентиментальное настроение окутывало его как туман, постоянно
окружавший остров. И в последнее время это повторялось часто. Иногда, если
он просыпался на своей узкой койке в амбулатории от голосов рыбаков,
собиравшихся выйти в море на своих суденышках, за которыми следовали полчища