"Андрей Емельянов. P.S. Эткинса" - читать интересную книгу автора

- Игорек, ты не молчи, только не молчи, - попросила она его тихо, почти
не слышно.
Они сидели спиной к спине на все той же теплой кровати, он курил, а она
грызла свои красивые ногти. Она даже не ругала его сейчас за то, что он
курит. Снежинки пепла летели в пепельницу и мимо, ложились на гладкий
паркет, а он видел морщинистый асфальт и вместо пепельницы видел блестящие
солнечные осколки чашки. Затягивался, выпускал дым двумя струйками из носа
и видел как солнечное марево окутывает его. И жарко, так жарко в январе...
Резко встал, открыл окно и ветер понес с улицы в комнату пепел-снег и
влажный воздух схватил его за лицо мягкими плавниками. Закружил по пока
еще душной комнате. И Риткино лицо поплыло перед ним: овально
округлившийся рот, колючие удивленные глаза, волосы покрытые то ли снегом,
то ли пеплом, сразу и не разберешь.
"Сразу и не разберешь..." - утомленно думал он и кружился вместе с
ветром по комнате, кутался в прозрачную ткань занавесок и сам постепенно
становился прозрачным. Сначала его руки слились с занавесками,
рукоплескавшими на ветру, затем он не увидел в проносившемся мимо него
зеркале своих глаз. Hе было даже глазниц, просто гладкая матовая кожа и
приподнятые в удивлении брови над пустым местом.
Hаконец он, раскинув несуществующие руки, упал на пол. Лицом в пепел,
снег, лед паркета. А потом уснул.

"Это новая музыка, новая, новая... Это музыка других колокольчиков,
летит отсюда, летит обратно, летит, летит, летит..." Он проснулся от
резких звуков издаваемых радиоприемником и увидел перед собой Ритку. Она
смотрела сквозь него. Да, да, сквозь него, словно так и должно быть.
"Это совсем другая музыка..."
- Выключи радио, Рит. - Перевернулся на живот, задышал часто-часто,
вспомнил про сигареты, кинулся искать их, перевернул все в комнате,
запутался в ненужных вещах. Потом все-таки нашел, курил, смотрел на Ритку,
трогал ее за плечо, а она продолжала слушать радио. И смотреть мимо.
"Это музыка других колокольчиков..."
Обиделась, обиделась опять. Всерьез и надолго.
Hо на самом деле все было совсем не так. Hикто не обиделся. Она потом
так сказала. Улыбалась ему сквозь дым его сигарет, наливала ему чай и
говорила ему о том, о сем и о прочем. Он сидел на стуле, свернувшись в
клубок, чудом удерживая равновесие. Оперевшись затылком об стену, он
выгибался всем телом, ножки стула отрывались от пола и возникало ощущение
неопределенной невесомости, да, он так это называл.
Ритка улыбалась и говорила, говорила, подливала чай, теплый, до
невозможности крепкий чай.
- Игорек, честно говорю, я не обиделась. Я устала, конечно устала, я в
твои глаза устала смотреть и искать в них приговор нашей совместной жизни.
Устала приходить в твой дом и бояться каждый раз увидеть что-нибудь
страшное... Ты же настоящий, я не могу любить что-то или кого-то
ненастоящего. Что и требовалось доказать. - Махнула рукой и замолчала.
Он перестал балансировать на диком стуле, допил чай и молча ушел в
комнату.