"Трумен Капоте. Другие голоса, другие комнаты [H]" - читать интересную книгу автора

погрузкой и разгрузкой банановых судов, ходивших в Центральную Америку, и
конечно замышлял путешествие зайцем, будучи уверен, что где-нибудь в чужой
стране найдет доходную работу. Но получилось так, что в день его
тринадцатилетия пришло первое письмо из Скаллиз-Лендинга.
Письмо это Эллен несколько дней не показывала. Странно она себя вела;
встретившись с ней взглядом, Джоул видел в ее глазах незнакомое выражение:
испуганное, виноватое. В ответном письме она потребовала заверений, что
Джоула немедленно отпустят, если ему там не понравится: гарантий, что
позаботятся о его образовании; обещания, что рождественские каникулы он
проведет у нее. Однако, когда после долгой переписки с чердака стащили
старый свадебный чемодан майора Нокса, Джоул увидел, что она почувствовала
облегчение.
Уезжал он с радостью. Почему - сам не знал, да и не желал задуматься, и
весьма невероятное появление отца на сцене, столь странно покинутой им
двенадцать лет назад, отнюдь не изумило Джоула, ибо он всегда рассчитывал на
случай в таком роде. Чудо планировалось, правда, в виде доброй богатой дамы,
которая, заметив его на перекрестке, тут же посылает конверт, набитый
тысячедолларовыми бумажками; или некоего добросердечного незнакомца,
совершающего аналогичный божественный акт. А то, что незнакомец оказался
вдобавок его отцом, Джоул воспринял просто как удачное совпадение.
Однако позже, когда он лежал на облупленной железной кровати над кафе
"Утренняя звезда", обалдев от духоты, заброшенности и отчаяния, отец и
собственное положение представились ему в ином свете: он не знал, чего
ожидать, и был испуган, ибо поездка уже принесла много разочарований.
Панаму, только что купленную в Нью-Орлеане и носимую с залихватской
гордостью, украли на вокзале в Билокси; затем, в поту и зное, трехчасовое
опоздание автобуса в Парадайс-Чепел; и в довершение всего - никаких вестей
из Скаллиз-Лендинга. Всю ночь в четверг он не гасил электричество в чужой
комнате и читал голливудский журнал до тех пор, пока не выучил последние
новости актерской жизни назубок - потому что, задумайся он о себе хоть на
секунду, ни дрожи, ни горьких слез тогда уже не унять. Перед рассветом он
изорвал журнал в клочки и сжег обрывки в пепельнице, пока не подошло время
спускаться в кафе.

- Погляди там сзади, малыш, достань мне спички, - сказал Редклиф. - Вон
на полке, видишь?
Джоул открыл глаза и растерянно огляделся. На кончике носа у него
висела прозрачнейшая капля пота.
- Ну и добра у вас, - сказал он, шаря на полке, приютившей собрание
пожелтелых газет, кусок шланга, замасленные инструменты, насос, фонарь и...
пистолет. Рядом с пистолетом стояла вскрытая коробка патронов с пулями из
яркой меди, как новенькие центы. Его подмывало стянуть целую горсть, но он
ограничился одним, искусно уронив его в грудной карман. Пожалуйста.
Редклиф сунул в рот сигарету, и Джоул услужливо поднес ему спичку.
- Спасибо, - сказал Редклиф, дымя ноздрями после глубокой затяжки. - А
ты когда-нибудь бывал здесь?
- Не совсем здесь - один раз мама взяла меня в Галфпорт; там хорошо -
море. Вчера я на поезде его проезжал.
- Нравится у нас?
Джоулу почудилось в голосе что-то странное. Он взглянул на резкий