"Трумен Капоте. Гость на празднике" - читать интересную книгу автора

ударил меня под ложечку. Я дочиста обглодал гусиную ножку, потом взялся за
белое мясо - самый вкусный кусок индейки, вокруг грудки.
Пока я жевал, мисс Соук обняла меня за плечи.
- Я тебе что хочу сказать, Дружок. Худа злом не исправишь. Да, с его
стороны нехорошо было взять камею. Но мы не знаем, почему он ее взял. Может,
хотел подержать и положить на место. Как бы то ни было, сделал он это
непреднамеренно. Вот почему твой поступок куда хуже: у тебя был расчет, ты
хотел его унизить. С умыслом. Слушай меня внимательно, Дружок: есть только
один непростительный грех - умышленная жестокость. Все остальное можно
простить. А такое - никак нельзя. Ты меня понял, Дружок?
Я понял, хоть и смутно, и время показало мне, что она была права. Но в ту
минуту это дошло до меня главным образом потому, что месть моя не удалась -
стало быть, я действовал не так, как надо. Каким-то образом Одд Гендерсон
оказался лучше, даже честнее меня - отчего? Почему?
- Ты меня понял, Дружок? Понял?
- Вроде бы да. Тяни, - сказал я, протягивая ей грудку индейки.
Мы стали тянуть в разные стороны, и, когда разорвали, мой кусок оказался
больше, а это значило, что она должна исполнить любое мое желание. Она
спросила, какое же это желание.
- Чтобы мы остались друзьями.
- Дурашка.
Она крепко меня обняла.
- Навечно?
- Ну, я не буду жить вечно, Дружок. И ты тоже. - Голос ее упал, как
падает за край луга солнце, и на мгновенье умолк, потом стал наливаться
силой, как вновь нарождающееся солнце. - Впрочем, нет, все-таки вечно. Богу
угодно, чтобы ты надолго меня пережил. И пока ты меня будешь помнить, мы
всегда будем вместе...
С того дня Одд Гендерсон оставил меня в покое. Он стал воевать со своим
однолеткой Макмилланом, по прозвищу Белка. А на следующий год наш директор
исключил его из школы за неуспеваемость и плохое поведение, и на зиму он
устроился работником на молочную ферму. В последний раз я увидел его
незадолго перед тем, как он, голоснув на дороге, уехал в Мобил, нанялся там
на торговое судно и сгинул. Было это за год до того, как меня спихнули в
военную школу мыкать горе, и за два года до смерти моей подружки. Стало
быть, осенью тысяча девятьсот тридцать четвертого года.
Мисс Соук вызвала меня в сад. Она пересадила цветущий куст хризантем в
цинковую лохань и собиралась с моей помощью втащить ее на веранду - там бы
она выглядела очень красиво. Лохань была тяжеленная, как сто чертей, и как
раз когда мы безуспешно сражались с нею, по улице проходил Одд Гендерсон. Он
постоял у садовой калитки, потом распахнул ее и сказал:
- Разрешите помочь вам, мэм.
Жизнь на ферме пошла ему впрок: он потолстел, руки окрепли. Волосы из
ярко-рыжих стали каштановыми. С легкостью поднял он здоровенную лохань и
внес ее на веранду.
Подружка моя сказала:
- Очень вам обязана, сэр. Вот это по-соседски.
- Да чего там, - ответил он, по-прежнему не удостаивая меня вниманием.
Мисс Соук срезала самые красивые хризантемы.
- Передай их маме, - сказала она, протягивая ему букет. - А еще - привет