"Джон Ле Карре. Шпион, вернувшийся с холода" - читать интересную книгу автора

сами стать такими. Но в конце концов его нерадивость, грубая и
беспричинная злость отвратили от него всех.
К всеобщему изумлению, Лимас, казалось, вовсе не был огорчен
отстранением от оперативной работы. Его воля словно бы вдруг полностью
угасла. Дебютирующие в разведке сотрудники, твердо убежденные в том, что
такая служба не для простых смертных, с тревогой наблюдали за тем, как он
все более утрачивал человеческий облик. Он все меньше внимания уделял
своей внешности и реакции на него окружающих: завтракал в буфете, что
подобало лишь младшему персоналу, все откровеннее прикладывался к бутылке.
От него веяло одиночеством, трагическим одиночеством деятельных людей,
которых преждевременно отстраняют от деятельности: пловца, вынужденного
проститься с дорожкой, или актера, изгнанного со сцены.
Кое-кто утверждал, что он жестоко просчитался в Берлине, и его
агентурную сеть свернули именно поэтому, но никто ничего не знал
наверняка. Все были единодушны в том, что с ним обошлись с беспримерной
жестокостью, даже если учесть, что отдел кадров и в остальном мало походил
на благотворительное общество. На него показывали пальцем, как указывают
на сошедшего со спортивной арены атлета, и говорили: "Это вон Лимас. Он
вляпался в Берлине. Жутко видеть, как он себя доканывает".
И вдруг однажды он исчез. Ни с кем не попрощался, даже, судя по
всему, с самим Контролером. Это, собственно говоря, не было особенно
удивительным. Природа тайной службы такова, что прощание с нею, как
правило, протекает отнюдь не в торжественной обстановке и без публичного
вручения золотых часов, но даже по здешним меркам Лимас исчез слишком
странно. Произошло это за несколько дней до истечения его контракта. Элси
из бухгалтерии подкинула еще чуток информации: Лимас затребовал вперед
наличными все, что ему причиталось, а это, по мнению всезнающей Элси,
могло означать только одно: у него были финансовые затруднения. Выходное
пособие - а оно не составляло даже четырехзначной цифры - Лимасу
предстояло получить в конце месяца. Его карточку государственной страховки
уже отослали. "Конечно, в отделе кадров знают, где он живет, но уж они-то
никому этого не скажут, на то они и кадры", - заключила, фыркнув, Элси.
Затем пошли разговоры о недостаче. Откуда-то (как всегда, неизвестно,
откуда именно) просочилось, что внезапное исчезновение Лимаса было связано
с нехваткой какой-то суммы в расчетном отделе. И довольно приличной (не
трехзначной, стало быть, а четырехзначной, согласно утверждению дамы с
подсиненными волосами, работавшей телефонисткой), и эти деньги вернули
почти полностью, задержав ему выплату пенсии. Многие отказывались поверить
в это: если бы Алек вздумал сорвать куш, говорили они, он изобрел бы
что-нибудь получше, чем махинации с бухгалтерскими счетами. Но те, кто не
столь свято верил в выдающиеся криминальные способности Лимаса, указывали
на его пристрастие к бутылке, на финансовые затруднения из-за ведения
холостяцкого хозяйства и выплаты алиментов, на роковую и непривычную для
него разницу между тем, что ему платили за границей и дома, а главное, на
искушение, которое одолевает человека, имеющего доступ к большим деньгам и
знающего, что его дни в Цирке сочтены. И все сошлись на том, что, если
Алек в самом деле решил погреть руки и попался, с ним покончено раз и
навсегда: бюро по трудоустройству перестанет замечать его, а отдел кадров
не выдаст характеристики или выдаст такую ледяную, что любого
потенциального нанимателя бросит от нее в дрожь. Стоит только допустить